Маску философа и законодателя сменяет обличье комедианта. Текст прячется и преображается вместе с автором. Мемуары превращают пребывание в России в бесконечный карнавал, непрерывный спектакль. Итальянские музыканты вводят Казанову в дома петербургской аристократии, актрисы скрашивают его досуг. Как всегда, мир кулис дает приют венецианцу. Виолончелист Даль Ольо посылает на смену себе в Россию того, кто некогда играл на скрипке в театре Сан-Самуэле; при отъезде, уже на границе Казанова встречает капельмейстера и композитора Галуппи, который возглавит придворную капеллу в Петербурге. Не только в мемуарах, но и в «Дуэли» вспомнит Казанова об этом невероятном свидании в трактире, затерянном в ливонских лесах, – и донесения рижской канцелярии подтверждают, что он не погрешил против истины[635]
. Путешествие идет под аккомпанемент балов-маскарадов – один в Митаве, другой в Петербурге, ведь Казанова приезжает на святки, время ряженых и гаданий. Вся Россия в маске, от императрицы до статуй Летнего сада («На плачущей статуе было высечено имя Демокрита, на смеющейся – Гераклита, длиннобородый старик назывался Сапфо, а старуха с отвисшей грудью – Авиценна». – ИМЖ, 581). Праздник Богоявления и крещение младенцев в проруби описаны как варварское жертвоприношение (эпизод, заимствованный Казановой из книги X. Ф. Швана «Русские анекдоты», 1764). Столичные дворцы напоминают нарочно построенные руины, столь модные в ту эпоху. Упоминает Казанова и великолепный карусель, перенесенный на другой год, где русское дворянство должно было представлять древних витязей разных стран. Но в этой театральной стране Казанове нет места потому, что он принял имя матери-комедиантки, и слухи о его актерском прошлом и перемене имени разнесутся после его отъезда как в России, так и в Польше.Не сумев переделать русский календарь, венецианец изменяет хронологию мемуаров. Кольцевая структура сохраняется для всех тем: одна встреча с императрицей открывает повествование, другая завершает; первая вымышлена, вторая переработана. Персонажи аккуратно сменяют один другого: Заира занимает место Ланглад и Альбера, ее вытесняет Вальвиль и уезжает вместе с рассказчиком. На самом деле все события между собой не связаны, Альбер покидает Россию вскоре по приезде[636]
, а Вальвиль пересекает границу через полгода после Казановы[637].Путешественники XVIII в. зачастую представляют дикие народы, в частности русских, как кочевников, разбирающих и перевозящих свои дома (так утверждал Франческо Локателли в «Московских письмах», 1736). Но именно Казанова кочует по России в дормезе, где он спит, ест, занимается любовью, принимает визиты, осматривает военные маневры. В Польше он продаст карету – она нужна ему только в России, где он боится покинуть передвижной дом и остаться беззащитным в царстве женщин.
Чтобы преуспеть в России, достичь одного из двух желанных мест, фаворита или советника, можно было избрать две тактики: поступить на службу или сохранять независимость, поселиться или приехать ненадолго. Оба пути имели свои достоинства и недостатки. Человек служивый мог затеряться в толпе претендентов. Знатный путешественник, властитель дум не мог остаться незамеченным, ему, как мы видели, грозила другая опасность – прослыть шарлатаном. При этом желательно было придерживаться избранного амплуа, не смешивать роли советника и человека действия: это в числе прочего помешало пробиться наверх Одару, Бернардену де Сен-Пьеру, Казанове, Пикте.
Служить можно было либо по военному ведомству, либо по статскому. Фаворитами Екатерины II чаще всего становились военные, и с этой точки зрения Бернарден де Сен-Пьер выбрал верный путь, сделавшись офицером российских инженерных войск. Но подобная возможность существовала только для дворян, да и шансы были весьма ненадежные. Война помогала преуспеть храбрецу (Зоричу, принцу Нассау-Зигенскому), а во время мира восхождение становилось долгим и нудным, если ты не гвардейский офицер и не можешь попытать счастья при дворе. То же самое было в Европе: Казанова надел в Италии военную форму, но успеха не снискал. Искатель приключений – человек смелый, но заботится он прежде всего о своей жизни. Учитель фехтования всегда мог рассчитывать на хорошее место в России, на покровительство вельмож или великих князей, в особенности такого маньяка военного дела, каким был Петр Федорович, будущий император Петр III. С его помощью преуспел в конце царствования Елизаветы Петровны знакомец Казановы неаполитанец Паоло Ранго д’Арагона (или Даррагон), именовавший себя маркизом.