Читаем Авантюристы Просвещения полностью

что-то прослышав, они стали злейшими его врагами и заподозрили в чем-то, что он в оправдание свое письменно представил графу Понятовскому записки о своей жизни, но несмотря на это, английский посол нашел способ принудить его уехать. Ваше Превосходительство может узнать у этого вельможи, правдив ли рассказ. Я же, выслушав это, более в своих подозрениях укрепился и решил разузнать подробнее об этом человечке. Я выведал у него, что он отправляется в Петербург, где намерен поступить на службу, хотя в армии никогда не был, что рассчитывает начать солдатом, продолжить сержантом, а потом поручиком, что в течение трех лет жалования ему не надобно, что он без него обойдется: и в это я верю, ибо те, кто его послал, дали ему денег на расходы. Он прибавил, что перед Петербургом думает на несколько дней заехать в Нарву и Ревель. Затем он принялся рассуждать о политических хитросплетениях, в которые я входить не стал, но которые доказывают, что он свое дело знает; со своей стороны, он расставил мне множество ловушек, но ничего не добился, кроме суждений, которые могут повредить мне на родине, ибо выказывают привязанность мою к России, продиктованную щепетильностью; я не могу обратить ее против отчизны, как не могу служить отчизне против империи, где видел только благодеяния. Наконец, в заключение он попросил меня взять два его письма, одно адресованное купцу в Кенигсберг, а второе в Варшаву, просив отправить второе по почте из Пруссии, я обещал, но едва отъехав десять миль от Риги, распечатал письмо в Варшаву и увидал, что оно шифрованное, что утвердило меня в моих мыслях. Важное оно или нет, значения не имеет, ибо любое шифрованное письмо подозрительно, и я исполняю мой долг и служу государству, отправляя его Вашему Превосходительству, который велит его расшифровать и поступит с ним так, как сочтет нужным. Если оно для г-на Дюрана, как я предполагаю, то послужит против меня, ибо человек этот не смог использовать меня в своих целях; я конченый человек во Франции, если узнают, что я отправил письмо в Россию. Но я успокаиваю себя, зная образ мыслей Вашего Превосходительства, который не принесет меня в жертву за мою честность и верность.

В общем, Ваше Превосходительство, за то, что я сделал, я не желаю иной награды, кроме возможности доказать вам, что несмотря на оговоры мерзавцев и подлецов, шевалье де Люси – человек порядочный, что ему можно доверять, хотя вот уже три года, как он добивается чести быть принятым на службу в России и получает отказы, возможно потому, что он француз. Несмотря на это, его чувства делали его, быть может, более того достойным, чем множество бесполезных, но удачливых людей, которым поспешили даровать чин, о коем он вотще просил сотни раз. Хотя я и рассчитываю твердо, как имел честь обещать вам, вернуться, если смогу, не позднее августа, чтобы пользоваться благодеяниями Вашего Превосходительства, если вы еще будете склонны мне их оказывать. Вы изволили сказать мне перед отъездом, что мне надобно запастись рекомендациями. То, что я сделал сегодня, полагаю, меня довольно рекомендует, и к тому же тот, кто бросает место во Франции, чтобы отправиться служить на чужбину, глупо будет выглядеть на родине, прося рекомендации. Осмелюсь без ложной скромности добавить, Ваше Превосходительство, что во все времена семья моя скорее давала, а не брала рекомендательные письма. Они необходимы человеку неизвестному, но я таковым не являюсь, и если перемена имени на некоторое время подвергла меня нападкам черни и прислуги, ибо всегда людей чести поносят те, у кого ее нет, то я надеюсь, что впредь Ваше Превосходительство соизволит возвысить голос и положить конец речам, которые оскорбляют вельможу, пороча человека, который имеет честь служить ему.

Я забыл сказать Вашему Превосходительству, что ла Мейссоньер отправляется в Нарву, Ревель и Петербург с ливонским офицером, своим приятелем, имени которого я не знаю. Я также забыл описать этого якобы француза, который знает итальянский, немецкий, польский, английский; он ниже меня ростом, волосы черные, одет то в суконный малиновый камзол на пуговицах, то в зеленый бутылочный камзол с золотыми галунами на бургундский манер, белый атласный сюртук. Эти сведения помогут его узнать, когда он приедет, и исследовать его поведение. Я вновь умоляю Ваше Превосходительство не подвергать меня опасностям во Франции и никому не открывать, и ему в особенности, что я отослал его письмо. Для меня это чрезвычайно важно; я желал бы, чтобы Ваше Превосходительство удостоили меня собственноручного ответа, успокоив и сообщив о судьбе пакета, получен ли он; довольно будет, если Ваше Превосходительство упомянет, что посланные мною книги дошли благополучно, и отправит ответ к г-ну де Севиньи, который передаст мне его в Брауншвейге, где я намереваюсь задержаться на четыре дня, чтобы посмотреть ярмарочные представления, а если я уже уеду, то перешлет мне в Париж, куда я прямиком направлюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары