Особенность книги Флетчера состояла в том, что в целом достоверные факты излагались с точки зрения жесткой идеологической установки – представить московское царство в образе дикой, варварской страны, врага всего подлинно христианского мира. «Тираническая власть царя, писал Флетчер, копирует худшие обычаи турецких султанов. Царь обирает своих подданых, поощряет воровство и взяточничество, натравливает все сословия друг на друга и не останавливается перед массовыми бессудными казнями, поскольку ни писанных законов, ни нормальной судебной системы у русских нет. Рабский народ ленив, беспутен, неграмотен, предается поголовному пьянству». При этом Флетчер не останавливается перед откровенными измышлениями. Вот как он доказывал жестокость Ивана Грозного: «Чтобы показать власть свою над жизнью подданных, покойный царь Иван Васильевич во время прогулок или поездок приказывал рубить головы тем, которые попадались ему навстречу, если их лица ему не нравились или когда кто-нибудь неосторожно на него смотрел. Приказ исполнялся немедленно, и головы падали к ногам его». Рабское состояние, по его оценкам, распространялось не только на крестьян, но на все общество. Он, в частности, записал: «… царь Иван Васильевич, отец нынешнего царя, человек высокого ума и тонкий политик, желая более усилить свое самодержавие, начал постепенно лишать их <дворян> прежнего величия и прежней власти, чтобы наконец сделать их не только своими подчиненными, но даже холопами, то есть настоящими рабами, или крепостными». При этом Флетчера совсем не смущало то, что он смешивал старинное родовое боярство с новым служилым дворянством, которое противопоставлялось царем старинному боярству и выступало как главная опора трона.
Уже в десятой главе Флетчер делает вполне практические выводы: «Из всего сказанного здесь видно, как трудно изменить образ правления в России в настоящем ее положении. … Что же касается князей, управляющих под ними областями, то это люди важные только по названию, как было сказано выше, без всякой власти, силы и доверия, за исключением того значения, которым пользуются по своей должности, пока ее занимают. Но и здесь приобретают они не любовь, а, напротив, ненависть народа, который видит, что они поставлены над ним не столько для того, чтобы оказывать ему справедливость и правосудие, сколько с тем, чтобы угнетать его самым жалким образом и снимать с него шерсть не один раз в год, как каждый владелец со своей овцы, а, напротив, стричь его в продолжение всего года. Кроме того, власть и права их раздроблены на множество мелких частей, потому что в каждой большой области их находится по нескольку человек, и притом время, на которое они назначаются, весьма ограничено. Таким образом, им невозможно сколько бы то ни было усилиться или привести в исполнение какое-либо предприятие в этом роде, если бы они даже возымели счастливое намерение сделать что-нибудь новое. Что касается простого народа, как будет видно лучше из описания его состояния и свойств, излагаемых ниже, то кроме недостатка в оружии и неопытности в ратном деле, от которого удаляют его намеренно, у него беспрестанно отнимают и бодрость духа, и деньги (кроме других способов) иногда под предлогом какого-нибудь предприятия для общественного благосостояния, а иногда вовсе даже не ссылаясь ни на какую потребность в пользу государства или царя. Итак, ни дворянство, ни простой народ не имеют возможности отважиться на какое-нибудь нововведение до тех пор, пока войско, которого число простирается, по крайней мере, до 80 000 человек, получающих постоянное жалованье, будет единодушно и беспрекословно подчинено царю и настоящему порядку вещей, а оно, очевидно, должно быть усердно к своей должности, как по самим свойствам солдат, так и потому, что они пользуются всюду полной свободой обижать и грабить простой народ по своему произволу, что им нарочно дозволено для того, чтобы им нравилось настоящее положение дел. Заговора между войском и простым народом опасаться также нельзя, потому что цели их слишком различны и противоположны. Это безнадежное состояние вещей внутри государства заставляет народ большей частью желать вторжения какой-нибудь внешней державы, которое, по мнению его, одно только может его избавить от тяжкого ига такого тиранского правления
».