Аватарки

От картин нельзя было оторваться. В них жило что-то помимо любви к этому странному, страшному миру. Что-то главное, тревожное. Цепляющее тем больше, что картину не сопровождал текст. Только эмоция, пространство. Крылья…

Но отчего кажется, что пространство — черное, а крылья — сломанные?

Лика зябко поежилась, обернулась к остальным.

— Очень…тревожные картины. Настоящие…

Кирилл невесело улыбнулся:

— Это я в больнице. Там очень неуютно было…

Лика моргнула. Догадалась. Перевела взгляд на Лену и Сергея. Те разглядывали картины.

— Так это все ты? Ты? Снова шутишь?

Девушка не понимала, то ли ей смеяться, то ли обижаться. Ощущение розыгрыша, огромного, как мир, нависло странным куполом, колпаком без дырочек и звезд.

— Да ладно, — хмыкнул Кирилл. — Не расстраивайся. Нет, ну я понимаю, ждала увидеть какого-то известного писателя, а тут — вот, самый обычный я. Ну, что же делать, и не такое бывает.

Нет, это Лику окончательно выбило из колеи: известный визуалист с заниженной самооценкой. Держите меня четверо, трое не удержат!

— Кир, ну ты и… нет, ну надо же! Мог бы сразу сказать.… Чувствую себя полной дурой. А наплел-то… монтировать он помогал… Кербер…

— Ну, извини. Надо было, когда ты меня протаранила, сообщить: "Привет, я Кэрбор, а ты кто?".

— Кто еще кого протаранил. Но мог бы потом сказать.

— А потом мы встретились всего час назад. И слушали речи.

— Ладно… а…

Тут же всплыла в уме тысяча вопросов, чтобы в секунду нырнуть обратно, перемешавшись: нескладный долговязый Кирилл и это все — "Паломники", "Осень у моря". Холодные больные пейзажи…

Увидеть, прочесть, и жизнь положить, чтобы эта планета перестала быть чужой.

Дай бог мне когда-нибудь хотя бы вчетверть так полюбить свою Землю, родину человечества, как ты, Кир, любишь этот кусок промороженного камня. Потому что Марс в твоих книгах, в твоих картинах, это мир мечты, за которой не хочешь, а идешь. А на Земле-то мне о чем мечтать?

Прекрасный дом, друзья всегда рядом, любимая работа. Любимые книги и музыка.

Лика тряхнула головой:

— Кир, ты сказал, что Кэрбор с потрохами принадлежит компании…

— Хочешь заставить меня жаловаться на горькую долю? Я не хочу.

— Нет, правда. Почему ты от них не уйдешь?

— Как ни печально это признавать, потому что сам свалял дурака. Мне не где было взять денег на лечение. Я и раньше через "Литеру" продавал какие-то свои вещи, так что к кому пойти простить милостыню, вопрос не стоял. А тут произошло совпадение интересов. Им нужна была качественная инсталляция без автора, в крайнем случае, с автором, который на все согласен. А мне — ну, понятно.… И еще аспект. Я же рассказывал. Сейчас за Кэрбора может писать кто угодно, и это будет продано. Проект работает. Они держатся за меня — но не слишком. Я на них сильней завязан, потому что в ином случае придется начинать все с нуля. Говорю же, сам виноват — подписал, не глядя, чего сунули, выбор был небольшой… теперь если разорву контракт, буду должен компании такую неустойку, что хватило бы на всю оставшуюся безбедную жизнь. В лучшем районе Сити, а то и на Земле. В общем, не бери в голову. И, знаешь, это не самое плохое, что могло случиться. Может, о чем другом поговорим? Вот, к примеру…

Именно этот момент выбрала основная масса зрителей, чтобы проникнуть в зал с пейзажами.

На гребне волны почитателей творчества Кэрбора оказался тот самый "мужик в пиджаке", директор компании, или как его там.

— Кирилл Алексеевич, хорошо, что вы здесь. Нам надо обсудить с вами некоторые детали… вы не могли бы уделить мне несколько минут?

Тот кивнул:

— Вы меня не ждите. Это может быть надолго…

Лена проводила их глазами, вздохнула:

— Бедняга.

— Почему? — Разумеется, обидно, когда работаешь, а вся слава и почет достаются анониму. Или нет. Дело, конечно, не в славе… трудно представить, что Кириллу понравится, когда его будут узнавать на улице. И пальцем тыкать, и в рот заглядывать. И фуршеты устраивать в его честь, и звать на роль почетного гостя…

— Подумай. Это только кажется, что он рисует на заказ, за деньги там… Глупости. Я вот рисую — для себя. Ловлю гармонию, пытаюсь почувствовать, как правильно выразить в цвете и форме задуманную идею. Кир… у него мозги по-другому устроены. Навыворот.… Впрочем, нам, тем, кто смотрит его инсталляции и картины, и не нужно знать, о чем думал и что чувствовал автор, когда их создавал, нам свои переживания важнее и ближе. Мы и не думаем. Но Кир-то живой человек. А эти сволочи сели ему на шею и ножки свесили. Знают, что деваться ему некуда.

Да уж. Ничего ты, Лика-Ликусик, не понимаешь в этой жизни. Ничего-то ты не видишь.

Даже щеки раскраснелись. Какая уж тут слава и почет. Еще всенародной известности Киру не доставало. Интересно, псевдоним он сам себе придумал? Или это фамилия такая чудная?

— Лен, а Кэрбор, это его фамилия?

— Смеешься? Псевдоним, конечно. Правда, на Кербера издательство не согласилось, пришлось исковеркать. А фамилия у него самая обыкновенная. Лосев Кирилл. Ранние вещи выходили под этим именем. Но, кажется, только здесь, на Марсе.