Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее

Что произошло дальше? Мы располагаем только версией, которую предложил сам В. В. Ковыженко: «На беседе с китайцами я не был, но когда Пономарев с нее вернулся, он сказал: "Будем составлять проект решения". Я говорю: "Этого делать никак нельзя!" Пономарев: "Почему?" Я отвечаю: "На словах, может быть, и можно, но никаких бумажек, тем более на русском языке, оставлять нельзя". Пономарев пожаловался Микояну, и тот вызвал меня. С Микояном мы говорили долго, часа два, если не больше, и я в конце концов его убедил, что составлять какие-либо бумаги по свержению Ким Ир Сена ни в коем случае нельзя, что если Ким Ир Сен удержится (я в этом был уверен), то нам этого никогда не простят. Микоян подумал и сказал: "Ладно. Китайцы на этом настаивали, вот пусть они, если уж им так надо, и добиваются своего". На том и порешили. Вскоре Микояна отозвали, и оказалось, что я как в воду глядел: не успели мы уехать, как стали распускать слухи и говорить Ким Ир Сену, что все это была русская интрига против него»[252].

Конечно, это только одна версия событий. К сожалению, на настоящий момент она является единственно доступной, но ее никак нельзя считать истиной в последней инстанции. Увы, официальные отчеты о визите Микояна по-прежнему засекречены[253]. По свидетельству В. В. Ковыженко, после этой дискуссии советская делегация стала играть более пассивную роль, и она уже не настаивала на смещении Ким Ир Сена. Казалось, что и китайская сторона отказалась от этой идеи. Таким образом, задачи делегации сузились до реабилитации жертв недавних репрессий. Неожиданная инертность китайской делегации могла быть результатом серьезных стратегических размышлений и политических расчетов. В 1956 г. еще не шло и речи об открытом разрыве между Китаем и Советским Союзом, однако между двумя странами уже понемногу нарастала напряженность, и Мао Цзэдун, испытывавший недоверие к «старшему брату», делал все возможное для усиления собственных позиций накануне вероятного конфликта с Москвой[254].

Поскольку официальные документы, касающиеся визита Микояна, остаются недоступны, мы можем только гадать, встречался ли он с бывшими советскими корейцами. Известно, однако, что китайские члены совместной делегации встречались с некоторыми деятелями из яньаньской фракции, включая самого Ким Ту-бона. Эти встречи с негодованием упоминались Ким Ир Сеном в декабре 1957 г., когда Ким Ту-бон был официально обвинен в том, что он являлся участником оппозиционной группы. В данном случае Вождь, скорее всего, не лгал: в той политической обстановке подобная выдумка не имела бы смысла[255].

Пленум Центрального Комитета открылся 23 сентября и продолжался всего один день. Под давлением советско-китайской делегации Ким Ир Сен согласился реабилитировать участников августовских событий и их сторонников и обещал не предпринимать никаких репрессивных мер против высших партийных функционеров, в первую очередь — против выходцев из СССР и Китая. Официальный отчет в «Нодон синмун», опубликованный, как обычно, через несколько дней после окончания пленума, 29 сентября сообщал читателям о восстановлении в партии Чхве Чхан-ика, Юн Кон-хыма, Со Хви, Ли Пхиль-гю и Пак Чхан-ока (их имена в постановлении были перечислены именно в таком порядке). Этот отчет также являлся первым открытым документом, который сообщал широкой публике, что они вообще исключались из партии.

Впрочем, из справки, которую подготовили в Москве через год, осенью 1957 г., когда советское руководство готовилось к очередной встрече с Ким Ир Сеном, известно, что постановление сентябрьского пленума было опубликовано в неполном виде, без некоторых наиболее чреватых последствиями положений. В этой справке говорилось: «Нежелание пересматривать решения августовского пленума ЦК сказалось также и в том, что, несмотря на имевшуюся между товарищами Микояном и Пэн Дэ-хуаем, с одной стороны, и Ким Ир Сеном, с другой, договоренность об опубликовании в печати всего текста решения сентябрьского пленума, оно все же не было полностью опубликовано. В опубликованном изложении решения было опущено два важных положения, касающиеся оценки мер, принятых в отношении Цой Чан Ика и других, а также необходимости развития внутрипартийной демократии»[256].

В тот же день и тоже на первой полосе, по соседству с отчетом о пленуме, «Нодон синмун» опубликовала большую передовую статью, озаглавленную «Разъяснение, убеждение и обучение — главные методы партийного руководства». Статья пыталась объяснить отмену недавних решений: «Даже если [люди] совершили серьезные ошибки, партия, помогая им исправить их ошибки, обучает их [и превращает в] даже более преданных членов партии»[257]. В статье также неоднократно упоминалась «внутрипартийная демократия» и «дух критики и самокритики», который должен наличествовать в партии. При этом общий тон статьи был выдержан в согласии с официальными лозунгами десталинизации. Казалось, что Ким Ир Сен уступил давлению и решил последовать инструкциям своим иностранных покровителей.