Август и великая империя

Наиболее важная недавняя попытка подробного изложения римской истории принадлежит Гаэтано де Санктису, выдающемуся члену римской школы историков, основанной Белохом. Его история, начавшая выходить в 1907 г. и доведенная пока до битвы при Пидне включительно,[636] является первой попыткой собрать результаты исследований после Моммзена. Имея дело с древнейшими народностями и с греками в Италии, он держится среднего пути между скептицизмом и доверием. Возобновляя любимую идею Нибура, он думает, что некогда существовало большое количество народных песен, из которых возникли легенды, и даже что можно попытаться восстановить из традиции некоторые из древних баллад. «Он признает относительную достоверность списка эпонимов, считается с латинским договором V в., допускает историчность коллегии децемвиров и законодательства XII таблиц, но в то же время отвергает аграрный закон Лициния. Наряду с критикой традиции у де Санктиса дано также и изложение истории, и притом не только политической, но культурной». Специально царскому периоду посвящена его статья: «La legende historique des premiers sfecles de Rome» (Journal des Savants, 1910).

Большим достоинством истории де Санктиса является привлечение им результатов археологических розысканий на почве Италии, изложенных им во вступительных главах первого тома* С этим отделом можно сопоставить только труд нашего соотечественника В. И. Модестова — «Введение в Римскую историю», — оставшийся, к сожалению, неоконченным. Он предполагал довести свое изложение до начала римской истории, чтобы «войти в город Ромула не с пустыми руками и не с мифическими и легендарными сказаниями, переданными или отчасти придуманными древними и на все лады толкуемыми новыми историками, а с фактами последовательно развивавшейся культурной жизни в руках». Он успел издать только первые два тома и отдельно этюды к третьему. Книга его была замечена и за границей и переведена на французский язык.[637] По мнению Модестова, новое направление в разработке древнейшей римской истории может и должно заключаться только в археологическом изучении остатков древнейшей жизни человека на почве Италии. «Оно единственно вполне научное и единственно в настоящее время плодотворное. Лишь одно это направление в состоянии поставить предел тому безграничному произволу, с каким эпигоны критической школы, начатой так славно Нибуром и принесшей исторической науке огромные услуги, потеряв всякую реальную почву под ногами, превратили первые столетия римской истории в арену проявления самого необузданного субъективизма, называя его, как бы в насмешку, научной критикой».

В последних словах Модестов несомненно намекает на труды Этторе Пайса о Сицилии и древней Италии. Итальянский ученый задумал написать обширный труд по общим заглавием «Storia d’Italia dal tempi piu antichi alia fine delie guerre puniche», из которого пока вышло 6 обширных томов. Первый из них содержит разбор этнологических отношений Сицилии и Нижней Италии, а также рассмотрение греческой колонизации этих областей до начала V в.; два следующих посвящены критике традиции римской истории с древнейших времен до прихода в Италию Пирра; два содержат разбор источников мифического и царского периодов римской истории, а последний, недавно (в 1918 г.) вышедший, содержит историко-эпиграфическо-юридические изыскания относительно периода от пунических войн до Августа.

Основным положением Моммзена является утверждение, что древнейшие анналисты (вроде Фабия Пиктора) оставили рассказы, которыми впоследствии воспользовался Диодор, или Дионисий. Он утверждает, что древнейшие данные были впоследствии фальсифицированы такими писателями, как Ликиний Макр и Валерий Антиат. Наконец, он руководится взглядом, что традиционные основные черты конституционной истории заслуживают полного доверия и что рассказы римской истории имели прочное основание в актах, хранившихся в Регии на римском Форуме.

Пайс энергично выступает против этих положений. Он отмечает, что официальная история римской конституции по большей части известна нам как раз из тех же аналитических источников I в. до Р. X. (вроде Ликиния Макра), из которых мы узнаем «о всевдоистории аграрных волнений, начинающихся с V в.», и что поэтому она отражает в себе тенденции и политические идеалы последних столетий республики. С другой стороны, нет оснований подозревать, чтобы летописи гракховского и ганнибальского времени были лучше летописей эпохи Суллы или Цицерона, когда привычка к риторике вызывала изобретение массы фальшивых подробностей. Анализ сказаний, приписываемых анналистам второго и третьего столетий до Р. X., вскрывает, по его мнению, перед нами такую же тенденциозность и такую же фальсификацию.[638]