Август и великая империя

По вопросу об этрусках до последнего времени достигнуто сравнительно немного.[643] После того как К. Отфрид Мюллер[644] написал свой блестящий очерк (Die Etrusker. Bd 1–2, 1828, переизданы В. Декке, 1877), раскопки постоянно продолжались, и их религию, искусство и социальные условия мы знаем теперь довольно подробно. Гробницы этрусков были описаны Деннисом в «Cities and Cemeteries of Etruria» (1883), искусство их было изучено Герардом[645] и Марта,[646] а некоторые стороны их цивилизации были исследованы Декке.[647] Все же их происхождение и родственное отношение к другим народностям остается под сомнением, и язык до сих пор не поддается переводу. Некоторые из слов были, по-видимому, правильно истолкованы Корссеном,[648] но все в целом осталось по-прежнему. Если бы нашли недостающий ключ к их языку, то он, без сомнения, дал бы весьма ценные результаты для древнейшей истории Италии.[649]

Влияние физических условий страны на историю народа основательно было изучено Ниссеном (Italische Landeskunde. Bd 1–2, 1883–1902): как историки Греции до Курциуса почти ничего не знали о физическом строении Балканского полуострова, так Нибур, Швеглер и даже Моммзен обращали мало внимания на арену, на которой разыгрывались их драмы. Изучение Ниссеном гор, рек, берегов, естественных богатств и климата Италии дало совершенно новый фон для изображения и понимания развивавшихся там исторических событий.

Против Моммзена было выдвигаемо и то обвинение, что он не обсуждал достоинства своих источников, критический анализ которых был начат Ниссеном, чье изучение четвертой и пятой декад Ливия рассматривало сочинения и личность историка с чрезвычайной основательностью.[650] Его результаты, которые были менее отрицательны, чем это обычно принимают, подверглись ожесточенным нападкам Петера, утверждавшего, что труд Ливия является скорее призывом к патриотизму и доблести, чем серьезным историческим изложением. Выводы Ниссена были во всяком случае подтверждены Ничем, «Romische Annalistik» (1873) которого отмечает эпоху в изучении источников римской истории.

Нич опирается на сделанное Ниссеном в 1865 г. наблюдение, что там, где Ливий пользуется Полибием, он пользуется им буквально, лишь иногда поправляя его стилистически. А если это так, то мы можем предположить, что таким же путем пользовался Ливий и своими римскими предшественниками. Поэтому, думает Нич, современный историк, пользуясь указаниями античных писателей о характере труда того или другого римского анналиста, может разложить всего Ливия на первоисточники, до нас не дошедшие. Исследование Нича вызвало появление массы работ (преимущественно в Германии), в которых ученые пытались восстановить текст древнейших историков Рима, но так как часто им приходилось руководствоваться слишком субъективными посылками, то многие из этих работ скорее запутывают вопрос, чем разрешают его.

Как характерного представителя этой теории можно назвать Зольтау, автора «Livius’ Geschichtswerke», 1897, и «Die Anfange der romischen Geschichtschrei-bung», 1909. В последней книге автор старается доказать, что все исполненные жизни и индивидуализма изображения древней римской истории покоятся на поэтическом вымысле; не мифы и не народные саги, а литературное изобретение — основа всех тех рассказов, которые принимались за историю. Но он забывает, что и самые литературные произведения могли возникнуть только потому, что сюжеты их были уже в традиции.

Нича называют последним из последователей Нибура, и, конечно, он скорее принадлежит к школе Нибура, чем к школе Моммзена, Он работал также в области истории республики, и отрывки этих работ, пополненные его лекциями, были выпущены в свет после его смерти под редакцией его ученика Туро.[651] Сила и свежесть этих отрывков вызывают сожаление, что Нич не написал полной истории Рима. В то время как главный интерес Моммзена был в области государственной жизни, Нич посвящает свое внимание более социальным и экономическим факторам и особенно подчеркивает борьбу крестьянства с новым капитализмом в торговле и транспорте. Его монография о Гракхах [652] сосредоточивает внимание на экономических проблемах, которые повели к упадку и гибели республики.

Совсем недавно историю республики написал Хейтланд (Heitland. The Roman Republic. 3 vols. Cambridge, 1909). Изложение его спокойно (по выражению Гуча, judicial narrative), он отбрасывает все парадоксы своих предшественников и не выставляет ни одного своего. В своих изображениях Гракха и Суллы, Цицерона и Цезаря он совершенно не зависит от Моммзена. Признание им неизбежности дела Цезаря не влечет за собой оправдания его характера или обвинение лиц, боровшихся за безнадежное дело.[653]