Август, в который никто не придет

Тут уже папка всполошился, крыльями захлопал, да ты хоть понимаешь, дурище, что не живут сказки в доме, не живут, мрут они в доме, мрут, сказка – она сказка вольная, ей в лесу летать надобно, песни петь! Ишь, напридумывали, сказки им в дом… вот из-за таких-то дурищ потом продают эти сказки по клеткам, за деньги за бешеные… О-о-ох, ну сам я виноват, сам, сына запустил, вот он и творит черт-те-что…

А вечером сказки прилетели.

На дерево под окном.

Много их, и большие, и маленькие, и желтые, и синие, и красные, и золотые, и хрустальные, и всякие. Сидят, поют, свиристят, радуются.

А дома все за столом собираются.

Сеструха, дурища, сказкам раненные крылья бинтует, которые браконьеры подбили. Сеструха здорово бинтовать умеет, зря, что ли, медсестра.

И все у очага собрались.

И кукушанье едят.

И сказки на деревьях поют.

И хорошо.

Нехорошие сны

Нехорошие сны
Никому, никому не нужны,
Нехорошие сны,
От которых не сыщешь ты места,
Но кому-то должны
Приходить эти вещие сны,
Но кому-то должны
Приходить эти темные вести.

От луны до луны
От порога их гоним сурово,
Прогоняем печали,
Что мешают цветам и мечтам,
Но кому-то должны
Эти вестники темных миров
Приносить по ночам
Беспощадной судьбы начертания.

Свечи-ладанки кружим,
Дескать, знакам печальным – не верьте,
И из ночи наружу
Мы выходим – улыбку размазывая,
Но кому-то же нужно
Предсказывать близкую смерть,
И кому-то же нужно
С дорогими – разлуку предсказывать.

Ни лихие года,
Ни разлуки – увы, не нужны,
Безмятежный не станет
По ночам ворошить суеверия,
По большим городам
Ходим мы – нехорошие сны
И с плохими вестями
Стучимся в закрытые двери.

Мы бледнеем, худеем
И теряем мы перья-печали,
При вечерней звезде
Подлетаем к каминам-свечам,
И все больше людей
Смотрит светлые сны по ночам
И все меньше людей
По ночам выбирает печали.

А спокойные люди
Дни грядущие знать не хотят,
От уютных домов
Гонят сны – несвятые, неладные,
Бросят крестик на грудь,
Окна-двери закроют шутя
На амбарный замок,
И повесят над окнами ладанку.

От ворот до ворот
Провожает нас молча луна,
Неприютные, бедные
От постели к постели кочуем
Снова ищем кого-то,
Кто захочет всю правду узнать,
И грядущие беды
В темных снах беспокойных почуять.

От луны до луны
Ходим мы – от страны до страны,
От весны до весны
Горько тешим свое одиночество,
Ведь кому-то нужны
Нехорошие вещие сны,
И кому-то нужны
Нехорошие наши пророчества.

Человек без тайны

– …Вы понимаете… что это просто неприлично?

Пол уходит из-под ног. А на что, собственно говоря, я надеялся, когда сюда пришел. Ну, хотя бы… хотя бы там – мы рассмотрим вашу заявку, или там – мы вам перезвоним, даром, что телефоны у нас еще не изобрели…

А тут – вот так – в лоб – сразу:

– Вы хоть понимаете… что это неприлично уже?

– Ну… – мысленно хлопаю себя по затылку, ну неужели не мог ничего поумнее сказать, ну там, хотя бы, а что вы против меня имеете, или там – почему вы считаете это неприличным, – а тут нате вам, ничего кроме му да ну сказать не могу, еще с самого детства, училка начнет прикапываться, почему тетрадь забыл, а ты в следующий раз себя забудь, и я вместо того, чтобы – да со всем моим превеликим удовольствием забуду – вот так вот стою, мычу что-то, только колокольчик на меня повесить и в коровник пустить…

Констебль смотрит на меня. Пристально.

– Кого вы убили?

Меня передергивает.

– Да никого я не убивал, я…

– Ну, хотя бы признайтесь, скольких человек…

– …да нискольких, говорю же вам…

Снова смотрит, снова пристально:

– Что вы украли?

Чувствую, что краснею, какого черта я краснею, я же не крал ничего…

– …да ничего я не крал…

– Что. Вы. Украли.