Августин. Беспокойное сердце

Августин в высшей степени экуменическая личность. Его одинаково высоко почитают и протестанты, и католики. И потому обе стороны пытаются его монополизировать. Естественно и понятно, что католические и лютеранские богословы расходились друг с другом в вопросе о том, что у Августина и Лютера было общего. Особенно бурно они спорили о том, как эти два богослова понимали свободу и благодать.

В известном смысле Августин и Лютер, конечно, несравнимы, потому что писали на расстоянии более тысячи лет друг от друга, а следовательно, в разных ситуациях церковной политики и культурной жизни. И тем не менее оба внесли свой вклад в формулировку главных богословских принципов, стоящих выше исторических перемен. Самая очевидная разница между Августином и Лютером заключается в том, что Августин был экуменический политик, для которого главным всегда оставалось единство Церкви, тогда как Лютер послужил причиной именно большого и серьезного раскола Церкви. Однако, естественно считать, что Лютер, который сперва был монахом–августинцем и хорошо знал все сочинения Августина, усвоил основные истины основателя ордена. Думая о возвращении к старому христианству, Лютер не в последнюю очередь имел в виду Августинову версию веры. Лютер использовал Августина так, словно тот был частью реформаторского движения.

Лютер считал Августина величайшим богословом послеапостольских времен и неоднократно цитировал его. Особенно его «Толкования на Псалмы» и небольшое сочинение «О Духе и букве к Марцеллину» от 412 года, которое содержит все возражения Августина против Пелагия и его гуманизма. Те же аргументы Лютер использовал и в своей борьбе с Эразмом Роттердамским. Лютер и Августин, оба отрицали самоубийство и подчеркивали значение слова для святых таинств. Отказываясь от светской Римской империи, Августин сравнивает Рим с Вавилоном, а Лютер, подхватив это сравнение из трактата «О граде Божием», использует его против Римской Церкви. Странная демонология Лютера тоже во многом взята из пространных историко–философских сочинений Августина. Сам Лютер говорил, что нашел почву для своего реформаторского мышления — о вере, о благодати и отдельно о Писании, — читая апостола Павла, и что позднее он был поражен, обнаружив тот же принцип в сочинении Августина «О Духе и букве к Марцеллину».

Основополагающим вопросом для них обоих был вопрос, лишает ли благодать человека свободы выбора или поддерживает ее. Существовали христианские антропологии, которые признавали либо свободу, либо благодать. Пелагий придавал свободе такое значение, что уже едва ли нуждался в благодати. Мартин Лютер придавал такое значение благодати, что уже ничего не оставалось для того, что можно было бы назвать ответственностью свободы. Августин пытался найти золотую середину. Это было трудно, потому что споры с манихеями подталкивали его к свободе, тогда как споры с пелагианами толкали его к благодати.

Лютер представлял себя истинным наследником Августина, но поскольку он не видел необходимости в свободе человека, то, фактически, придерживался другого взгляда на человека. Лютер не раз говорил: «Августин целиком и полностью на моей стороне» — Totus meus est Augustinusl Но именно понятие свободы отличает их друг от друга. Августин пишет книгу, которая называется «О свободном решении». Лютер пишет книгу, которую он называет «О рабстве воли». Эти названия в сжатой форме передают смысл сочинений. Там, где Лютер видит только «рабство» воли, Августин видит волю свободной, при условии, что ее поддерживает благодать.

Августин никогда не позволяет себе соблазниться утверждениями пелагиан и считать благодатью самое свободу человека. Свобода в христианском понимании никогда не совпадает с абстрактной свободой выбора, но есть прежде всего свобода от зла. Сила свободы зависит оттого, как далеко зашло это освобождение. Свобода Адама заключалась в том, что он — пока она длилась — не грешил. Libertas — «свобода» — означает то же самое, что Ц «способность не грешить»: potestas non peccandi. Такова предпосылка Августина. Говоря о свободной воле, он имеет в виду не волю, которая может делать все, что ей хочется, но волю, которая способна освободиться от принуждения и тюрьмы зла. «Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Иоан. 8,36). Полная и настоящая свобода есть только в вечном спасении.