В полемике с манихеями Августин выступает защитником свободной воли. В борьбе с пелагианами он, однако, защищает «первородный грех» и детерминистские силы (выражение
Пелагиане предъявляли верующим самые строгие требования, ибо считали, что человеческая жизнь управляется свободными решениями. А потому не существует границ для степени совершенства, какую можно требовать или ждать от человека. Августин, со своей стороны, считал, что после грехопадения человек частично утратил свободу воли и что весь род человеческий унаследовал от Адама и Евы это ограничение. То есть, что весь род человеческий был осужден из–за неповиновения его прародителей. Это осуждение проявляется и в смертности человека, и в его не поддающейся контролю половой жизни.
Августин пытается разграничить манихейское требование девства, основанное на убеждении, что плоть — это зло, и их неприязнь к Творцу материального мира от собственного почитания девства, в основе которого лежала любовь к Богу и которое к тому же зависело от благодати Божией. В 380–х годах Иероним склонил некоторых римских аристократок к целибату. Но как быть с обычными верукхцими, он не знал. Он исходил из безусловного отказа от брака, что явствует из его сочинения «Против Иовиниана»
Монах Иовиниан отказался от аскетизма, девства и постов. Единственное средство спасения он видел в крещении, которое должно было уравнять всех — женатых и холостых, обжор и постящихся. Против Иовиниана Иероним сформулировал отвечающие моде тирады о девстве таким образом, что они более или менее совпали с презрением манихеев к плоти и размножению. Августин ничего не имел против девственниц, но ему удается защищать девство, не нападая при этом на брак. Апостол Павел поступал точно так же. Характерно, что Августин излагает свое учение в двух трактатах, написанных почти одновременно — в одном он защищает брак, в другом — девство. Это равновесие было необходимо, потому что он опасался такого же раскола христианской общины, какой вызвала в общине манихеев, в частности, их сексуальная практика.
Создается впечатление, будто Августин считал, что первородный грех перешел на весь род человеческий через греховное вожделение при соитии и что таким образом он рассматривал саму по себе половую жизнь как источник заразы. Первородный грех понимался им как инфекция, которая осуждала потомство на смерть. Вот до грехопадения половая жизнь была безгрешна и управлялась волей. Августин считал, что у Адама и Евы воля и вожделение находились в полной гармонии.
Поэтому актуальная гибельность половой жизни — это особый случай обычной испорченности, явившейся следствием неповиновения. Манихеи не могли даже представить себе безгрешную половую жизнь. А вот Августин мог. Грехопадение навсегда изменило человеческую природу. Неподдающееся контролю вожделение, импотенция и стыд показывают, что половая жизнь была вовлечена в грехопадение. Поэтому обязательный аскетизм не может быть решением проблемы. Девство в любом случае было бы благодатным даром, а не поводом для гордости.
У Юлиана Экланского (380–454) Августин нашел те же самые аргументы, которые раньше Иероним нашел у Иовиниана. Юлиан обвинил Августина в манихействе. Если понимать Августина буквально, брак нужно считать сомнительным институтом, а продолжение рода — злом, говорит он. Неужели Августин считает, что Бог ошибся, сотворив два пола? Неужели Августин считает, что родители убивают своих детей, зачиная их в вожделении? В своей книге «О браке и вожделении» (420) Августин отвечает ему, что благодать Божия распространяется на всех, кто заражен первородным грехом. Христианская вера не может физически передаваться следующему поколению, им в наследство досталась павшая природа человека. Августин обрушивает на Юлиана свои риторические тирады о безграничной милости Божией так, что последующие нападки со стороны Юлиана должны были восприниматься как его сомнение в достижимости Божией благодати. Риторское искусство позволило Августину выиграть эту дуэль с Юлианом.