Августовские пушки

Флаги всё ещё украшали улицы, ярко вспыхивая на солнце красными и жёлтыми полотнищами. В свои последние мирные часы бельгийская столица, казалось, расцвела ещё больше, постепенно становясь тихой, почти дремотной. В самом конце дня увидели первых французов – эскадрон измученных людей и лошадей, медленно проехавших по авеню Де-ла-Туазон-д’Ор. Спустя несколько часов по опустевшим улицам промчались четыре автомашины, в которых сидели офицеры в незнакомой форме цвета хаки. Брюссельцы удивлённо проводили их взглядами, раздались возгласы: «Les Anglais! Англичане!» Союзники Бельгии наконец-то появились, но слишком поздно для спасения её столицы. 19 августа через город продолжал идти поток беженцев. Флаги сняли, население предупредили о возможной воздушной бомбардировке.

Двадцатого августа германские войска заняли Брюссель. Неожиданно на улицах появились эскадроны улан с пиками наготове. Они стали предвестниками мрачного парада, невероятного по своей мощи и величию. Он начался в час дня с серо-зелёных пехотных колонн, в которых, сомкнув ряды, маршировали выбритые солдаты, в начищенных сапогах и с примкнутыми штыками, сверкавшими на солнце. Затем появилась такая же серо-зелёная кавалерия с трепетавшими на пиках чёрно-белыми флажками, будто вернувшаяся из средних веков. Подковы бесчисленных лошадиных копыт, непрестанно цокавших по мостовой, казались способными затоптать всё, что бы ни встретилось им на пути. За конницей прогромыхали тяжёлые артиллерийские орудия. Рокотали барабаны. Хриплые голоса ревели песню победы «Heil dir im Siegeskranz» на мотив «Боже, храни короля». Они всё шли, колонна за колонной, бригада за бригадой. Молчаливые толпы, наблюдавшие это бесконечное шествие, были поражены его завершённостью и единообразием. Затем, запряжённые четвёрками лошадей, появились походные кухни. Разведённый в них огонь и изрыгавшие дым трубы произвели не меньшее впечатление, чем грузовики, оборудованные под сапожные мастерские. Сапожники за своими столами заколачивали гвозди в подмётки, а солдаты, чьи сапоги находились в ремонте, стояли на подножках.

Парад проходил по одной стороне бульвара, чтобы не мешать штабным офицерам в автомобилях, а посыльным на велосипедах и мотоциклах обгонять процессию. Кавалерийские офицеры представляли собой отдельное зрелище – кто залихватски курил сигареты, кто красовался в моноклях, кто демонстрировал могучий загривок, кто поигрывал стеком, и у всех на лицах было написано презрение к побеждённым. Шли часы, а марш победителей продолжался. Три дня и три ночи 320 000 солдат армии фон Клука грозной поступью шли через Брюссель. Был назначен германский генерал-губернатор, над ратушей подняли германский флаг, часы поставлены по германскому времени. На столицу наложили контрибуцию в 50 миллионов франков (10 миллионов долларов), которую полагалось выплатить через 10 дней, на провинцию Брабант – 450 миллионов франков (90 миллионов долларов).

В Берлине после сообщений о взятии Брюсселя зазвонили колокола, на улицах раздавались радостные возгласы, горожане пришли в приподнятое настроение, незнакомые обнимались, и царило «всеобщее ликование».

Франция же 20 августа ещё собиралась наступать. Ланрезак достиг Самбры, англичане стояли с ним вровень. Сэр Джон Френч после многих колебаний заверил Жоффра, что будет готов вступить в боевые действия на следующий день. Но из Лотарингии поступили плохие новости. Рупрехт начал своё контрнаступление мощнейшим ударом. 2‑я армия Кастельно, из состава которой Жоффр взял один корпус для бельгийского фронта, отступала; Дюбай доносил, что немцы упорно атакуют. В Эльзасе генерал По, действовавший против значительно уменьшившихся немецких сил, взял обратно Мюлуз и весь прилегающий район, но теперь, с уходом Ланрезака на Самбру, войска По были нужны, чтобы занять его место для наступления в центре. Даже Эльзас, величайшую жертву, принесли на алтарь «Плана-17». Хотя и ожидалось, что Эльзас, как и железорудные шахты в Брие, будет возвращён после победы, огорчение генерала По чувствовалось в каждой строке его воззвания к народу, который он только что освободил. «На севере начинается великая битва, которая решит судьбу Франции, а с ней и Эльзаса. Именно туда посылает главнокомандующий все силы нации, чтобы предпринять решительное наступление. С громадной печалью мы должны оставить Эльзас. Жестокая необходимость заставляет эльзасскую армию и её командующего с болью в душе подчиниться тому, что вызвано крайней необходимостью». В результате во владении французов остался лишь небольшой клочок территории вокруг Танна. Сюда в ноябре прибыл Жоффр и сказал, вызвав слёзы на глазах безмолвной толпы: «Je vous apporte le baiser de la France. Я передаю вам поцелуй Франции». Остальному Эльзасу ещё долгие годы пришлось ждать окончательного избавления.