Августовские пушки

Главный штаб получил от Кастельно донесение, из которого следовало, что катастрофа грозит разразиться раньше, чем начнётся генеральное наступление. Если противник ещё больше усилит натиск, то командующий, возможно, будет вынужден эвакуировать Нанси. Жоффр приказал ему держаться ещё сутки и только потом принимать решение, однако на случай неудачи он одобрил представленный Кастельно план отхода на вторую линию обороны.

Взяв у 3‑й армии один корпус и сняв два корпуса с фронта под Мозелем, Жоффр пошёл на большой риск, стремясь на этот раз достичь над противником численного перевеса, которого у французов не было в ходе наступления в начале войны. Подкрепления ещё не заняли боевые позиции. Жоффр, информируя правительство о принятом решении дать сражение, постарался предусмотрительно создать для себя алиби на случай провала наступления. В телеграмме, отправленной им президенту и премьер-министру, говорилось: «Галлиени преждевременно атаковал противника, поэтому я приказал приостановить отвод войск и, в свою очередь, возобновить наступление». Впоследствии, когда Жоффр систематически пытался умалить роль Галлиени в операции на Марне и даже уничтожить ряд материалов, относящихся к этому периоду, эту телеграмму откуда-то выкопал Бриан и показал Галлиени. «Это „преждевременно“ дороже золота», – сказал он.

Утром 5 сентября Жоффр, ничего не знавший о намерениях англичан, переживал «буквально агонию». Он отправил Мильерану телеграмму с просьбой использовать влияние правительства, чтобы добиться согласия англичан. Предстоящее сражение «может оказать решающее влияние на ход войны, в случае неудачи оно будет иметь серьёзнейшие последствия для страны… Я полагаю, что вы без всякой подоплёки привлечёте внимание фельдмаршала к огромному значению намеченного наступления. Если бы я мог приказывать английской армии, так же как и французской, то незамедлительно отдал бы приказ о переходе в наступление».

В 3 часа утра Генри Уилсон получил от Югэ копию Общего приказа №6. Однако Югэ не разрешил капитану де Гальберу, доставившему приказ, встретиться с кем-либо из английских командующих. Примечательно то зловещее постоянство, с каким всегда в центре разногласий того периода почему-то появлялась фигура Югэ. Решив, что обстановка требует присутствия представителя в более высоком воинском звании, капитан де Гальбер отправился обратно во французский штаб. В 7 часов утра Уилсон передал приказ французского командования Джону Френчу и затем, в течение нескольких часов, убеждал его поддержать операцию союзника. Тем временем в 9:30 утра капитан де Гальбер прибыл в свой штаб, так и не привезя определённого ответа. По его словам, англичане «уклончиво» отнеслись к предложению об участии в наступлении, а мэр Мелёна рассказал де Гальберу, что багаж Джона Френча уже отправлен назад в Фонтенбло.

Жоффр решил добиться участия английской армии в предстоящем сражении «любой ценой», пусть даже ценой поездки на автомобиле в Мелён, за 115 миль от своего штаба. Предупредив англичан о своём приезде, Жоффр отправился в путь в сопровождении адъютанта и двух штабных офицеров. Несмотря на заторы на дорогах и неизбежную остановку на священный для Жоффра обед, шофёр-гонщик доставил французов в замок, где разместился Джон Френч, в 2 часа дня.

В ожидании французского главнокомандующего фельдмаршал стоял возле стола, рядом с ним, помимо нескольких офицеров штаба, находились Мюррей, Уилсон и Югэ. Последний «выглядел как обычно, то есть так, словно только что похоронил своего последнего друга». Жоффр шагнул вперёд и впервые заговорил первым. Вместо обычных для него кратких и лаконичных предложений, окружающие услышали страстную и сильную речь, сопровождаемую стремительными жестами; казалось, «что он хотел вырвать сердце из груди и бросить его на стол». Наступил «величайший момент», говорил он, приказы отданы, и, что бы ни случилось, французская армия до последнего солдата пойдёт в бой ради спасения Франции. От исхода наступления зависели «существование французской нации, свобода Франции и будущее Европы». «Я не могу поверить, что английская армия откажется выполнить свой долг в этот критический час… история сурово покарала бы вас».

Кулак Жоффра с силой опустился на стол:

— Господин маршал, честь Англии поставлена на карту!

После этих слов Джон Френч, «жадно слушавший каждое слово», вдруг покраснел. В комнате воцарилась тишина. На глазах английского главнокомандующего медленно навернулись слёзы и покатились по щекам. Он попытался было что-то сказать по-французски, но не сумел.

— Проклятье! Не могу объясниться! Скажите ему, что мы сделаем всё, что в наших силах.

Жоффр вопросительно взглянул на Уилсона. Тот перевёл:

— Фельдмаршал говорит «да».