Августовские пушки

Сушон, темноволосый, сухощавый и острый на язык моряк пятидесяти лет, поднял свой флаг на борту «Гёбена» в 1913 году. С тех пор он обошёл весь средиземноморский бассейн, изучил проливы и очертания побережий, повидал мысы и острова, посетил порты, изучил местности и характер тех персоналий, с которыми ему предстояло бы иметь дело в случае войны. Он побывал в Константинополе и общался с турками, обменивался любезностями с итальянцами, греками, австрийцами и французами – едва ли не со всеми, кроме англичан, которые, как он сообщал кайзеру, категорически не желают бросать якоря в тех гаванях, где замечают немцев. У них в привычке было войти в порт сразу после ухода немцев, дабы подавить любое впечатление, какое могли бы произвести немцы, то есть, как изящно выразился кайзер, «плюнуть в суп».

В Хайфе, узнав о событиях в Сараеве, Сушон сразу понял, что война вот-вот разразится, и приказал скорее заканчивать с ремонтом котлов – те давно травили пар, и вообще-то планировалось, что «Гёбен» в октябре отправится на верфь в Киль, а на замену ему прибудет «Мольтке». Рассчитывая на худшее, Сушон двинулся в Пулу, потребовав телеграммой от военно-морского министерства предоставить новые паропроводы и квалифицированных ремонтников. Весь июль велись лихорадочные работы. В ремонте участвовал каждый член экипажа, способный держать в руках молоток. За восемнадцать дней удалось заменить 4000 повреждённых труб. И всё же ремонт не успели закончить: Сушон получил предупреждение и оставил Пулу, чтобы не оказаться запертым на Адриатике.

Первого августа он достиг Бриндизи на «пятке» итальянского «сапога», и итальянцы, ссылаясь на то, что море слишком бурное для тендеров, отказались пополнить его запасы угля. По всей видимости, предательство Италией интересов Тройственного союза было не за горами и грозило лишить Сушона возможности бункеровки там углём. Адмирал собрал офицеров, чтобы обсудить, как им действовать. Шансы прорваться сквозь эскадры союзников в Атлантику, попутно причинив ущерб французским транспортам, встреченным по дороге, зависели от скорости, а та зависела от состояния и полноты котлов.

— Сколько котлов травят пар? – спросил Сушон.

— Два в последние четыре часа, – ответил адъютант.

— Чёрт! – бросил адмирал, гневаясь на судьбу, которая искалечила его великолепный корабль в такой неподходящий миг. В конце концов он решил идти в Мессину, где могли встретиться немецкие торговые суда; с них при необходимости уголь попросту реквизируют. На случай войны Германия заранее разделила Мировой океан на «округа» и в каждый назначила офицера по снабжению, который имел полномочия отправлять все суда в своём округе туда, где находились немецкие военные корабли, и использовать ресурсы немецких банков и коммерческих фирм для нужд военного флота.

Весь день, пока «Гёбен» огибал оконечность итальянского «сапога», радист крейсера выстукивал приказ коммерческим пароходам идти к Мессине. В Таранто к «Гёбену» присоединился «Бреслау».

«Срочно. Немецкий крейсер „Гёбен“ в Таранто», – телеграфировал британский консул 2 августа. Это известие всколыхнуло в адмиралтействе надежды – первая жертва британского флота: узнать местонахождение врага – наполовину выиграть схватку. Однако, поскольку Британия формально ещё не вступила в войну, открытие охоты пришлось отложить. Пребывавший в ожидании приказа об атаке Черчилль 31 июля сообщил командующему Средиземноморским флотом адмиралу сэру Беркли Милну, что его первая задача – содействие в защите французских транспортов, «в том числе через обнаружение и, если возможно, вовлечение в бой отдельных быстроходных немецких кораблей, в особенности „Гёбена“». Милну также напомнили, что «скоростей Ваших эскадр достаточно, чтобы Вы сами выбрали момент сражения». Тем не менее, одновременно ему, в противоречие сказанному ранее, велели «собрать все силы в кулак» и «избегать столкновений с превосходящими отрядами противника». Последний приказ не раз отдавался погребальным звоном в ушах англичан в последующие несколько дней.

Под «превосходящими отрядами» Черчилль, как он позднее объяснял, имел в виду австрийский флот. Его линкоры в сравнении с британскими «Инфлексиблами» были как французские линкоры по сравнению с «Гёбеном» – надёжнее бронированные и тяжелее вооружённые, зато более медленные. Черчилль позднее прибавлял, что его приказ вовсе не представлял собой «вето британским кораблям на какое-либо противодействие превосходящим силам противника вне зависимости от ситуации». Если это и в самом деле не было вето, значит командиры могли действовать по своему усмотрению; то есть мы сталкиваемся с главной проблемой всякой войны – темпераментом отдельного командира.