«Авиакатастрофы и приключения»

Ветер свистел по широкой долине реки Уды в сторону моря и, словно щепку, нес наш самолетик мимо гор к Охотскому морю. Дверь пилотской кабины оставалась открытой для контроля за животными, но и они не оставили нас без внимания. Поняв, что зла им никто не желает, а в карманах пилотов водятся сладости, белый мерин просунул свою голову к нам в кабину, шлепнул губами по моей щеке (нашел друга!), и вопросительно уставился мне в глаза, словно хотел спросить: «Что ж ты, заманил в эту гремящую, пахнущую соляркой и другой гадостью железную клетку да позабыл кормить печеньем?».

– Без печенья, дорогой Барон, ты схрумкал. Больше нет, – говорю ему поглаживая по мордашке, а сам боюсь, как бы чего не натворил в кабине своей головой.

Мерин оказался на редкость любознательным и удивительно спокойным. До самого приземления изучал глазами мигающие лампочки, дрожащие стрелки приборов и ласково терся о мое плечо – видимо, хвалил за приятное путешествие.

После заруливания и выключения двигателя лошади выпрыгнули на свежий воздух и пошли жевать сено как ни в чем не бывало.

Погода стояла ясная, теплая по-мартовски. От белизны снега ломило в глазах. Мне понравилось летать с лошадьми – интересно и спокойно.

К самолету подбежал Золотой:

– Зачем лошадей выгрузили? Их надо везти на речку Авлаякан, – удивляется он.

– Почему же вы нас не предупредили? – спрашиваю я.

– Простите, но мы сами об этом только что узнали, – опомнился Золотев.

– Ваши лошадки весь наш НЗ слопали, – шутя обращаюсь к геологам.

– Вон мешки и ящик с печеньем и сахаром, берите сколько хотите, только отвезите их отсюда.

Беру пригоршню кусочков сахара и подхожу к Барону. Мерин, завидя сахар, трусцой направился ко мне, за ним последовала и Зорька. Не в пример иным пассажирам лошади культурно вошли в салон самолета. Взлетаем и направляемся к синеющим вершинам Джугджурского хребта.

Преодолев 160 км за 55 минут, наш самолет парил над горно-ледяным царством. Реки, бегущие с отрогов Джугджура, разлили свои воды по широким долинам, превратив мари в ровные ледовые просторы с вмерзшими в ледяной панцирь елями и березами, присыпанными серебристыми иголочками снега. Всюду виднелись следы зайцев и соболей, росомах и других незнакомых зверей. В такой безлюдной и богатой растительностью местности им не жизнь, а благодать.

С утра в этом районе летал Владимир Трутнев, опытнейший ас, а вон и его самолет стоит у кромки леса. В наушниках раздается его голос:

– Садитесь южнее наших следов, а то тут водичка надо льдом имеется! Тормоза примерзнут и чего доброго на нас нарулите!

– Понял вас, спасибо, – отвечаю Володе и захожу на посадку без всякого сомнения насчет безопасности приземления.

Останавливаемся метрах в трехстах от самолета Трутнева, и, пока второй пилот разбирается с лошадьми, я спешу к Трутневу уточнить дальнейший ход работы.

Трутнев был пилотом-инструктором, потому в таежных условиях не мешало лишний раз посоветоваться с опытным товарищем. Иду по свежему ледку, припорошенному снегом, опасаясь рухнуть в какой-нибудь провал, наслаждаясь красотой и тишиной. До слуха доносится отдаленное тявканье.

«Уж не почудилось ли в звенящей тишине?» – подумалось мне.

Всматриваюсь и вижу несущийся на меня черный клубок, появившийся из-за крутого поворота реки. Черный ком, приближаясь, расстилается по льду, превращаясь в видимых невооруженным глазом собак, больших и маленьких.

«Бежать назад к самолету, – мелькнула мысль, – «стыдно, да и поздно». Отбиваться тоже нечем: не удосужился взять с собой ни пистолета, ни ракетницы, а к собакам с детства страх питаю.

Когда-то рядом с нашим домом была овчарня и охраняли овец от волков, которых в послевоенные годы был» множество, здоровенные черные Жучка и Дозор. Они имели хобби набрасываться на всех, кто мимо ехал или шел. Нес как-то я с мельницы уклунок муки и попал под их зубы. Братец с сестрой так разделали меня, что в мешке оказалось больше снега чем муки, а от фуфайки получилась безрукавка. С тех пор в самой безобидной шавке виделись мне Жучка или Дозор. А ноги сами включались на высшую скорость.

В тайге форма заставляла быть мужественным, да и под руками не было ни полена, ни куска льда чем можно было бы отмахнуться, разве снять собачий унт и запустить в сородичей. Такая свора может и унт разодрать и ноги обкусать. Машинально лезу в один карман, там ключи, в другой – печенье. Спасибо лошадям, не все съели. Бросаю печенье перед собой, но поздно. Одна белая элегантная лайка вырвалась вперед стаи, резко крутанулась на 180 градусов мордочкой к стае, разбросав задними ногами печенья, вкатилась ко мне под ноги и так грозно зарычала, оскалив белые, острые зубы, что свора собак ринулась от меня врассыпную, затем псы, хрипло рыча, двинулись снова на меня. Особенно остервенело буйствовал крупный черный пес с обвисшими, свалявшимися, грязными лохмотьями шерсти. Моя добровольная защитница успевала вращаться вокруг меня и быстро охладила пыл рассвирепевшей стаи.