— Приятно с вами познакомиться, господин Сергей Родин, — сказал Мэл и положил передо мной фотографию, где мне вручает Черненко орден Ленина.
Глава 9
Тут бы и сказать надо — «Приплыли!», да не до эмоций. Самообладание во время допроса терять нельзя. А наша беседа с товарищем Мэлвином не иначе как превращается в допрос.
— Хорошее у вас чувство юмора. Евпатий Коловрат! Неплохо, но опрометчиво, — сказал американец, доставая красную пачку «Винстон».
— И тем не менее, шутку вы оценили.
— Теперь к делу. Вы советский лётчик — Сергей Родин.
— Вполне такое может быть.
— Интересно! И вы не отрицаете своей принадлежности к советским ВВС? — спросил Мэлвин.
— В этом нет смысла.
— Очень интересно! Вы намеренно сбили наш самолёт у берегов Ливии, — произнёс американец уже без вопросительной интонации.
— Нет. Я никого не сбивал.
Признаваться нельзя. В кабинете и записывающая аппаратура может быть. Пускай хоть иглы под ногти мне загоняют. Иначе мне точно приготовят одиночную камеру с видом на залив.
Мэлвин выдохнул через ноздри, словно уставший бычок. Как-то он слабо начал на меня давить. Пока заходит с мелких карт.
У него есть моё фото. Именно фото, а не вырезка из газеты. Можно предположить, что за мной наблюдали. Зачем? Я не самый известный лётчик в Союзе. Есть много других.
Выходит, раз у нас была информация про американский аналог группы «Куб», значит, и у супостатов есть некое досье на нас.
— Признаваться не хотите? — улыбнулся Мэлвин, сделал затяжку и затушил сигарету.
До конца не докурил. Нервничает или делает вид.
Можно сейчас его прервать и пойти в отказ на все их заманухи. Не зря же передо мной стоит банка с газировкой. Другим они меня не завлекут.
Но это нерационально. Надо потянуть время и дождаться обмена. У ливийцев есть американские пилоты. Если Бурченко и впрямь своих не бросает, как он говорил, то будет пробовать меня вытащить. Но нужно время, чтобы могли договориться с Ливией. Они всё же в долгу у нашей страны.
Пока я настроен оптимистично.
— Давайте так с вами поступим. Вам всё равно в Союз путь заказан. Вы побывали в плену…
— Значит, я всё-таки пленный?
— Хм, это интересно, забавно и… похоже, что так и есть. Я продолжу… — начал говорить Мэлвин, но останавливаться мне не хотелось.
— Раз я пленный, значит США воюет с Советским Союзом, так? Иначе вы просто меня спасли. Кстати, спасибо. Но насильно удерживаете на своём фешенебельном авианосце. Пахнет нарушением международного права… или вы какой-то из договоров не ратифицировали?
Мэлвин продолжал держаться спокойно. Он обошёл стол и взял банку газировки. Сделал пару глотков и посмотрел на меня.
— Настоящая, а не ваш квас из грязных цистерн. Будете?
— Нет. Там сахара много. Белая смерть, не слышали?
— Хорошо, ковбой! Охрана! — позвал Мэлвин на английском языке стоящих за дверью морпехов.
В комнату вошли двое парней, которые и привели меня сюда. Ещё двое стояли в коридоре.
— Увести. В каюту, которую ему определили до особого распоряжения. Либо моего, либо адмирала Робертса. Выполнять.
Морпехи «козырнули» и подхватили меня подмышки. Оторвав от пола, они поставили меня перед выходом и принялись надевать наручники.
— А ведь мы можем пустить слух, что вы нам дали ценную информацию. Согласились с нами сотрудничать. Высказывались против Коммунистической партии, — бросил мне вдогонку Мэл.
Ну, вот и первый его козырь в нашей игре. Вот только хотел бы американец так сделать, мне бы не говорил. Значит, пугает. Пока что.
Проведя меня несколько метров по коридору и преодолев ещё одну палубу, меня завели в какую-то отдельную каюту. Наручники сняли, но шнурки, поясной ремень оставили. Не бояться, что я себе нанесу вред. А дверь, всё же, захлопнули с остервенением.
Интерьер в каюте неплохой. Шконка тут одна. Стул и стол отсутствуют, а в углу небольшой умывальник. Гальюн и иллюминатор не предусмотрен. И самое интересное — нет выключателя света.
Что ж, пока моё заключение напоминает некое задержание в полицейском участке.
Только я сделал подобный вывод, как почувствовал дискомфорт в шее. Как-то позабылось, что я катапультировался. В этот раз более гладко произошёл мой выход наружу.
Расправив шконку и убрав матрас, я оставил лишь фанеру. Накрыл её простынёй и лёг на этот топчан. Хоть как-то, но нужно проводить реабилитацию после покидания самолёта.
В голове всплыли картинки воздушного боя вблизи ливийских берегов. Интересно, что там с Морозовым. По мне работало ПВО Ливии. Тогда и по нему тоже могли сработать.
А ведь ещё были двое американцев. Их судьба какова? А тех, что ливийцы взяли в плен после основного ночного удара несколько дней назад? Много мыслей, которые склонили меня в сон.
Только я успел задремать, как в двери клацнул замок и в каюту вошёл «неуравновешенный» Джордж. Молодой паренёк смотрел на меня как бык на красную тряпку. Может им все русские такими кажутся, из-за цвета советского флага?
— Встать, — проговорил он сквозь зубы.
— Хорошо, — ответил я и медленно стал подниматься.
— Быстро! Идём! — крикнул Джордж.
Не вышел из образа «плохого полицейского»? Такому сложно, наверное, работать в «конторе».