— Как будто у него там была экскурсия, — сказал Саня, стравливая воздух с бачка.
Надо признать, что оснащение и обеспечение у американцев лучше нашего. Но это не значит, что у нас плохо. Просто там есть излишки.
— Выламываются много. И говорят всякую ерунду. Правда, есть чему и поучиться, но не очень многому, — ответил я.
В каюту постучались. Дверь открылась, и на пороге появился Витя Тутонин.
— Мужики, тут… в общем, нас всех на землю. Прямо сейчас.
— Кто сказал? — спросил Коля, спрыгивая на пол каюты.
— Двое наших старших. Говорят, закончилась наша командировка. Летим из Триполи домой.
Глава 15
Вещи мы собрали быстро. Сходили на завтрак и сидели в каюте в ожидании вызова на палубу.
Белевский разгонял тоску игрой сам с собой в шахматы. Морозов спал, периодически издавая протяжный храп. За это его шконка постоянно подвергалась удару ногой то от меня, то от Сани.
— Зачем такая срочность, Сергей? — спросил Белевский, делая ход ладьёй.
Я внимательно следил за тренировочным поединком Сани со своим альтер-эго. Пока белые фигуры выигрывают, но чёрные в хорошей позиции для гамбита.
— Не знаю. Предполагаю, что наша работа закончилась. Наше пребывание здесь перестало быть секретным, и нас решено вывезти, — сказал я, продолжая смотреть за перемещением фигур.
Пока Саня пытается сам себя переиграть, я уже нарисовал для себя пару комбинаций. Но лезть в игру не собираюсь.
— Это ты в рапорте так будешь писать. Скажи честно, Комитет заметает следы? — спросил Белевский, придвинув коня ближе к позициям белых фигур.
Саня задумался. Дальше ходить не хочет или не видит очевидной комбинации. Как и я, впрочем.
— Есть мысль, что меня не просто так сбили. Слишком уж всё явно шло к этому на протяжении всей командировки, — сказал я и сел напротив Белевского.
Как же раньше мне не было видно очевидного. Даже Бурченко намекал про маленькую гальку, способную распугать весь 6й флот. Только эта галька не должна была остаться целой.
— Поясни, — заинтересовался Белевский.
— Тут как на этой шахматной доске, — сказал я и обвёл рукой игровое поле. — Видишь, насколько большое численное преимущество сейчас у белых фигур. Примем их за американцев.
При этих словах я взял в руки чёрного ферзя.
— Это — группа «Куб». И она исполняет роль так называемой «матовой» жертвы, — произнёс я и поставил шах королю белых.
Но и ферзь теперь под ударом пешки. Белевский увёл короля. Так и было рассчитано.
— У группы «Куб» есть кавалерия в лице Комитета. Вот она, — показал я на коня и поставил уже им шах королю.
Несколько переходов с клетки на клетку и вот мы подобрались к кульминации.
— Пока неплохо. Уже четвёртый шах от чёрных. И что дальше?
Я сделал ход чёрным ферзём, отдав его на съедение. Саня понял, что королём он бить не может, поскольку попадёт под удар коня. Другая белая фигура просто заблокирует главной шахматной фигуре ход.
— Кажись, мат! — воскликнул Саня.
— Да. Как и в этой партии, нас просто отдали на съедение. У американцев неразбериха. Бурченко и компания получают мотив начать международный скандал. Ливия спасена.
— То есть, ты не должен был выжить?
— Нет. Это слишком цинично. Просто должен был катапультироваться, а потом в дело вступили бы дипломаты. Однако я попал к американцам на корабль, и переговоры приняли иной мотив. Кстати, для Андрея Викторовича это даже выгодно — я жив и здоров. Никаких жертв.
Белевский отклонился назад. Мне самому не хочется признавать очевидное, и винить КГБ тоже нельзя. Это их работа.
— Самое удивительное, Саша, что нам удалось малым составом и титаническими усилиями предотвратить катастрофу и без самопожертвования. А именно это и было заложено в операцию. Но это моё субъективное мнение отдельно взятого человека.
В дверь каюты постучались. К нам заглянул Витя и позвал нас.
— Вертолёты прилетели. Старшие говорят грузиться.
Вышли на взлётную палубу и сразу получили приятный сюрприз. Авиагруппа Реброва в полном составе выстроилась напротив своих самолётов. Наш техсостав уже начал прощаться с коллегами, давая им напутствие.
Два вертолёта Ми-8 и два Ка-27 уже были готовы запускаться, чтобы доставить нас в Триполи. Пётр и Фёдор, едва скрывая недовольство, стояли рядом с винтокрылыми машинами, держа руки сложенными на груди.
— Так, Родин! Думал улететь без прощального пенделя от своего комэска? — обнял меня Ребров, когда я подошёл к авиагруппе.
Разумеется, военные техники, инженеры и лётчики, с которыми столько всего мы прошли за это время, ценят наш труд. Объятий Борзова и Ветрова я тоже не избежал. Эти два гаврика меня чуть ли не на руках решили пронести.
— Всё-всё! Успокаиваемся. Вы себя только держите в узде. В воздухе не хулиганьте, — предупредил я парней.
— Спасибо вам, Сергей Сергеевич! Вы как ангел-хранитель нашего полка, — сказал Паша Ветров.
— Брось ты. У меня крыльев нет, — улыбнулся я.
— Есть. Они у вас вместо рук, — добавил Гера, и двое молодых ребят меня крепко обняли.
Приятно, когда тебя так оценивают. Главное — не зазнаваться.