Сарафанное радио и в этом времени работает быстрее, чем я думал. Однокурсники рассказали, что у «Антея» произошло разрушение левой средней основной стойки и повреждение обтекателя шасси, а также крыла в районе центроплана.
— И всё на полосе! Я не знаю, как вы будете вылетать туда завтра, — предположил Никита.
— Шам, ты чего? Какой вылетать? Ты видел лица его инструкторов и наших? Они сегодня уже распланировали себе вечер, — сказал Егор.
— Так вот и я про тоже.
— А ты чего не рад, Серый? В Антайске понравится тебе. Танцы же сегодня! — вскинул руки вверх Миша Лаврик. — Что там на нашей волне сегодня.
Этот пухлый, слегка картавый паренёк был главным в 604 отделении по части веселья. А его рост обеспечил ему постоянное место на «галёрке» — в конце строя. Сейчас он залез на скамью и покрутил регулятор на динамике.
— Танцы-шманцы. Вообще, спать охота уже. Когда в казарму идёте? — спросил я, вставая со своего места.
— Сейчас ответственный инструктор подойдёт, указания нам даст и почешем. Не гони лошадей, — успокаивал меня Лаврик. — Ооо, опять его поймал!
Голос диктора звучал совершенно не так, как это было у советских работников государственного радио.
— Мы его постоянно «ловим». Хорошие песни ставит, — сказал Никита.
— «Антайск! Слушаем поздравление для Олеси с улицы Маркса. Поздравляет тебя Аким и желает «вот прям столько» здоровья. Тут так написано, я ничего не придумал. А послушаем мы песню с именем этой девушки».
— Да чего ты его включил, Лаврик? Он сейчас поставит ерунду какую-нибудь! — воскликнул Никита. — Там другой «радио-хулиган» есть.
В мои школьные годы дядя часто упрекал меня, что я ерундой занимаюсь, особенно когда купил мне компьютер. А вот в его время даже хулиганили особенно. Он имел ввиду, что в 70е годы в Союзе началось массовое увлечение молодежи радиоделом и, одновременно, увлечение музыкой.
Пластинки отечественных исполнителей купить было проблематично, а с иностранными было ещё тяжелее.
И вот советские радиолюбители собирали свои «шарманки» или передатчики для работы на средних диапазонах. Конечно, никакого разрешения на радиоэфир они не имели, но их передачи выходили. Зачастую в них были поздравления, как вот этой девушке Олесе.
Даже не могу представить, что чувствовала девушка, слыша свое имя из радиоприемника и зная, что это именно для нее. Такие передачи были, чуть ли не единственным способом послушать современную зарубежную, да и популярную советскую музыку.
— Сейчас, наверное, опять «Песняров» поставят, — негодовал Лаврик.
«Наверное, у неё есть свои причины, но я не хочу их знать. Ведь я двадцать четыре года жил по соседству с Элис!» — запел свой знаменитый хит Крис Норман из коллектива Смоки.
— Архаровцы, у вас всё по плану. У нас меняется, — подошёл к курилке старший лейтенант. — Ты Родин? — обратился он ко мне.
— Я, курсант Родин, — встал я со своего места.
— Да, сиди. В столовой на счет тебя все в курсе. В казарме бельё выдадут. Завтра будут решать, что с вами делать, — сказал он, посматривая на часы. — Я ушёл, а вам всем отдыхать.
После ужина и размещения в казарме, я почувствовал, насколько дико устал. И вроде полёт был недолгим, но определённое напряжение присутствовало во время всего маршрута.
— Родя, а ты чего прикладываешься? Сегодня же танцы! — снова напомнил мне о вечерних мероприятиях Лаврик.
— Я в ДСке и комбезе как раз там за своего сойду. Шлемофон взять, как думаешь?
— Так это не проблема. Суточный наряд поделится «гражданкой». Давай, не отказывайся, — сказал Никита, доставая флакон «Шипра».
— Я пас, мужики.
— Ну как знаешь.
— «Варвара, Варвара жарит кур! Варвара жарит кур!», — напевал какую-то странную песню Лаврик.
По ритму похожа на знаменитую песню Бони М. В этом 1978 году они дадут первый концерт в Советском Союзе, между прочим. Как говорится, пробили «железный занавес»! За этими размышлениями и уснул.
В этом самом сне я где-то в деревне сижу за столом с совершенно незнакомыми мне людьми. Ночь и очень жарко.
Отчего-то чувствую духоту. И вот взрыв! Выскакиваю на улицу и не могу понять, что случилось. Где-то вдалеке начинает гореть степь, огонь перекидываться на пристройки. Фюзеляж ударяется в край обрыва. Начинаю слышать, как взрываются газовые баллоны и загораются частные дома. Во дворе моего дома начинает охватывать огнём сарай и ещё какую-то постройку. Но я бегу к оврагу. Туда, где лежат части лайнера.
Страшное зрелище открывается передо мной — тела погибших начинают гореть, когда на них выплёскивается керосин.
Все горит и жуткий запах. Оборачиваюсь назад, а там вдоль линии движения самолёта тела погибших. А может сейчас вот кто-то из них встанет, отряхнётся и пойдёт... И светло, как днём!
— Родин, Родин, — будит меня чей-то голос.
Открыв глаза, я увидел перед собой Николаевича. Ну как его? Слегка небритого мужика с несколько опухшим лицом и «прекрасным» ароматом вчерашнего вечера.
— Хорош спать. Пошли.
Солнце уже начинало вставать, а мои «Штурманские» показывали время 5.45. Первая мысль — на аэродром и перегонять борт. Тогда зачем так рано и почему Нестеров в резиновых сапогах и плаще.