Авиатор. Назад в СССР 6

— Очень просто. Вы перенесли катапультирование, что повлекло за собой изменение в позвоночном столбе. Грыжа у вас на пояснице плюс к этому. Ваши ранения от пуль хоть и затянулись, но это не говорит о том, что рука и нога будут также переносить перегрузки. Мой вердикт — годен для полётов на всех типах вертолётов и транспортных самолётах, — обрисовала мне ситуацию Белла Георгиевна.

Какое-то нереальное событие сейчас происходит. Опять чёрная полоса пошла? И снова женщина всему виной. Не везёт с ними в последнее время.

— Белла Георгиевна, я вас прошу, посмотрите ещё раз? — попросил я. — Может, что-то не так посмотрели? Вы только скажите, как можно исправить вот эти все мои искривления и я всё сделаю.

Мимолётом я уже был готов с ней переспать, если потребуется. Но сразу же отмёл эту идею. Я ж не Марик.

— Сергей Сергеевич, вы можете и не пытаться трепыхаться. Если бы вы знали меня, поняли бы всю безальтернативность вашей ситуации, — сказал она, закрывая мою «историю». — Радуйтесь, что вообще оставила вас в небе. Всего вам наилучшего, — произнесла Белла Георгиевна, протягивая мне папку.

Глава 16

Я смотрел в её голубые глаза и видел перед собой совершенно иного человека. Как же мог я так ошибиться и не увидеть в этой, без преувеличения, сексапильной женщине настоящего дьявола. Видимо, она смогла под своими белокурыми волосами спрятать рога.

— Вы что-то хотели сказать напоследок, Сергей Сергеевич? — всё тем же притягательным голосом произнесла Белла Георгиевна.

— Пока размышляю, — вырвалось у меня, хотя хотел выразиться гораздо жёстче по отношению к ней.

— Понимаю вас, но жизнь не заканчивается на признании негодным к полётам. Сейчас такое время, что стране нужны здоровые и готовые служить лётчики, — продолжала она меня успокаивать. — Восстановитесь, отдохните и приезжайте сюда через полгода. Там и посмотрим.

С этими словами она положила папку с историей болезни передо мной и накрыла сверху медицинской книжкой.

— А почему я не могу сейчас быть признанным годным? Из-за грыжи и микроповреждений вы лишаете меня возможности послужить стране на дальних рубежах?

Белла Георгиевна отклонилась назад на стуле и внимательно посмотрела на меня. Она слегка прищурилась, будто присматривалась ко мне, пытаясь усмотреть мелкие детали в поведении.

— Вы сейчас не можете пройти, поскольку вы не годны. У вас было катапультирование…

— Я прекрасно себя чувствую, — перебил я её, и это очень не понравилось товарищу майору. Она даже слегка «ойкнула».

— Вы забываетесь, товарищ лейтенант.

— А я думаю, это вы забываете, что стране нужны готовые служить. Здоровье выходит на второй план, когда у человека есть определённые знания и умения. Вы лишаете страну перспективного лётчика, а не лично меня возможности летать.

При этих словах Белла Григорьевна хлопнула по столу и нагнулась ко мне. Ей сейчас не хватает кожаной плётки и латексного костюма, настолько серьёзное у неё выражения лица и готовность меня «наказать».

— Я вам предлагала нормальный путь. Можно сказать, шанс. Вы же, как и многие до вас, только и видите в себе перспективных, умелых и незаменимых, — начала она повышать голос. — На заседании комиссии я буду рекомендовать вас полностью списать с лётной работы. Пойдёте в эти… ваши… ну, которые долго не живут… авианаводчики, в общем. Вам там самое место. Лицо в мыле, а задница в дырках! Теперь это будет ваш удел.

Ха, напугала ежа голой попой! Как будто я никогда не был в шкуре ПАНа. Однако слова этой тёти начинают меня выводить из себя. Главное — не перейти границу.

— Это мерзко с вашей стороны так отзываться о людях этой героической специальности.

— Я сама решаю, как и про кого мне говорить, лейтенантик! — усмехнулась Белла Георгиевна. — Не забывайте, в этом госпитале всем плевать, какой вы заслуженный и нужный стране, какая там политическая повестка и ситуация в мире, есть война или её нет, кто ты и что ты за вон тем КПП. Вы свободны, товарищ лейтенант.

Дальнейшие препирания были уже бессмысленны. Остаётся только единственный шанс, что на заседании комиссии примут иное решение, а пока у меня светится надпись не самого лучшего содержания — «не годен к лётной работе».

На выходе я не стал разговаривать с Марком, а пошёл сразу к себе в отделение. На сегодня у меня все назначения были завершены. Оставалось завтра пройти барокамеру и дожидаться понедельника. Там должно состояться заседание центральной ВЛК.

Первым делом, я зашёл в кабинет к начальнику своего отделения, который вёл меня на всей «дистанции».

— Молодец, Родин! Всё у тебя хорошо! С врачами говорил, все довольны. Завтра барокамера и пойдёшь в понедельник за своим «добром» на полёты, — улыбался мне врач-подполковник, листая историю болезни. — Чего молчишь и хмуришься?

Как раз терапевт практически долистал до раздела «Хирург» в истории болезни.

— Сейчас увидите, Альберг Иваныч, — вздохнул я и в тот же момент подполковник обнаружил кляксу от Беллы Георгиевны.