Губы прилипли к зубам, на поясницу стало давить ещё сильнее. Сейчас должен сужаться «тоннель» — периферическое зрение будет ухудшаться, и мне станет сложнее наблюдать за крайними загоревшимися лампочками.
— Гасим лампочки, — подсказала мне врач, а я с большим усилием продолжал жать на кнопку.
Главное — не расслабляться и дышать, как раньше. Иначе можно было потухнуть. Площадка всё продолжалась и не видно было того самого момента, когда моё лицо не будет принудительно подвергнуто подобной «подтяжке».
— Ещё немного. Держись!
Только этим и занимался. Тело уже было свинцовым, но кое-как двигаться я ещё мог. Пресс и ноги напряжены. Тут уже не до воспоминаний о Верочке!
— И… закончили! — весело произнесла Галина Николаевна. — Прошёл.
Вот это я понимаю! Сразу тебе сказали, что ты красавчик! Тут же началась остановка и я резко выдохнул. Однако, кнопку не решился отпустить. Мне кажется, мой палец прилип к ней крепче, чем с Суперклеем.
Лёгкость в теле усиливалась. Ты будто сам сейчас готов взлететь, и только ремни удерживают тебя в этом кресле.
В первую секунду слегка закололо в затылке и по всей спине. Боялся, что сейчас начнётся головокружение, а мой вестибулярный аппарат раскрутится как гироскоп и придёт в негодность. Но всё в порядке. Расфокусировка зрения была мгновенной, а потом я словно прозрел ещё больше.
Капсула открылась и надо мной нависла Галина Николаевна.
— Родин, что я могу тебе сказать. А ничего! Всё у тебя хорошо, — улыбнулась бабуля и потянулась к моей левой руке. — Да отожми ты палец.
— Всё по вашей команде делаю, Галина Николаевна, — улыбнулся я, положив тангенту и убрав руку аналога ручки управления.
Когда я стоял в кабинете у врача и с меня снимали датчики, чувство было незабываемым. То самое ощущение сделанного дела и небольшая слабость в мышцах.
— Вот твоя история. Но я кое-что хочу спросить у тебя, — сказала Галина Николаевна и протянула мне документы.
— Слушаю, — ответил я, натянув на себя майку и надев рубашку.
— Как думаешь, сколько единиц ты выдержал?
— Думаю, что как и положено — все 6.
— Ты себя недооцениваешь, Сергей, — подмигнула Галина Николаевна. — Лети, голубь!
— Спасибо.
На волне эйфории я побежал в кабинет к Белле Георгиевне. Никакой боли в спине, дискомфорта, чесотки и других отклонений от нормы. Видать, кубинский «знахарь» сотворил чудо, а начало занятий по гимнастике Швабрина закрепило этот эффект. Сомневаюсь, что за столь короткий срок упражнения сделали многое, но в перспективе нужно продолжать заниматься.
Очереди перед кабинетом хирурга не было, но вот дверь мне поддалась не сразу. Она вообще была закрыта.
— Одну минуту, — прозвучал за дверью мужской голос.
Кажется, кого-то она уже там обследует. В моё прошлое ВЛК она тоже закрывала на ключ дверь, когда осматривала меня ниже пояса.
Замок на двери щелкнул, и из кабинета показалась знакомая физиономия в тёмных очках.
— Родин, да как живой! — воскликнул Хреков, протянув мне свою ладонь.
Предварительно он её об себя вытер. Пока тряс мою руку, приглаживал свои редкие растрепавшиеся волосы.
— Рад вас видеть, товарищ генерал. Как у вас здоровье? — спросил я.
— Ничего, старлей! — радостно воскликнул он, похлопав меня по плечу.
— Ничего хорошего, — прозвучал голос Беллы Георгиевны из кабинета.
— Короче, рано меня ещё списывать, Родин, — улыбнулся Хреков.
— Правильно. Уже поздно списывать. Списали, — продолжила комментировать хирург.
Андрей Константинович напрягся так, будто перегрузка на него подействовала в этот момент.
— Стерва… но люблю её. Давай. Удачи тебе, — попрощался со мной генерал и пошёл на выход.
Войдя в кабинет я, тихо закрыл за собой дверь.
— Белла Георгиевна, разрешите? — спросил я и хирург молча, кивнула, подняв на меня свои голубые глаза. — Прошёл центрифугу.
— Я и не сомневалась. И как ощущения? — спросила она, приняв у меня из рук историю болезни и медицинскую книжку.
— Непередаваемые. Вам стоит попробовать.
— С моим мужем никаких центрифуг не нужно. Крутит, как хочешь, что и сознание потерять недолго, — сказала Белла Георгиевна и повернулась ко мне боком, положив одну свою стройную ногу в белой туфле на высоком каблуке на другую.
— Он у нас в Афганистане командующим был. Настоящий герой. Вам стоит им гордиться, — спел я порцию дифирамбов Хрекову.
— Горжусь, но это тебе не поможет, — улыбнулась Белла. — Завяжи шнурки.
Странная просьба хирурга, поскольку я стоял перед ней в резиновых тапках сейчас. Опустив голову вниз, я даже проконтролировал этот момент.
— Спасибо, но шнурков у меня нет.
— Наклонись и завязывай, — твёрдо сказала хирург. — Условно.
Кажется, это всё направлено на проверку моей спины. После такой нагрузки в центрифуге я не знал, как моя поясница отреагирует на такие наклоны.
— Хорошо, — ответил я и присел на одно колено.
— Я сказала, наклонись, Сергей, а не приседай, — ухмыльнулась Белла Георгиевна.
Ну и настырная же тётка! Делать нечего — будем стоять в позе испугавшегося страуса.
Нагнулся я медленно, поскольку ждал определённого болевого отзыва своей спины. Моментально вспотел от волнения.