— Ну, что ж, — Тюрдеев разлил граппу и сел напротив Лизы, — начну, как и обещал, издалека, поскольку иначе, вы меня просто не поймете. Так вот, Тюрдеевы — фамилия на Белом море известная. Сами мы по происхождению — онежане, но мой дед еще смолоду перебрался в Холмогоры и через двадцать лет у него уже был целый флот рыбачьих шхун. А где промысел там и производство: рыбу же сейчас уже не только морозят, но и солят, коптят, консервируют. Белое море рыбный Клондайк! Кумжа — морская форель, беломорская сельдь, северная навага, пикша, треска, зубатка, но это если не выходить в северную Атлантику и в арктические моря. Я к тому, что дед мой разбогател невиданно, поднялся, стал уважаемым на Севере человеком, и, как следствие, послал своих сыновей, а мой отец как раз младший из них, учиться. Старший в Новгороде финансы изучал, средний — в Англии рыбное производство, а мой отец поехал в Падую, чтобы выучиться на юриста. Там он и познакомился с моей матерью. Она принадлежит к старой итальянской знати. Венецианские патриции, дожи, кого только не было в ее семье. Даже первая женщина доктор философии Елена Коронаро Пископия. Ну, а мою матушку звали Августой. Августа Коронаро ди Лавриано…
— Так вот в чем дело! — не удержалась от восклицания Лиза. — Вы итальянец!
— По матери, — кивнул лекарь.
— Унаследовали ее черты?
— Да, — признал Тюрдеев, а заодно и цвет волос и глаз.
— А разве?..
— Итальянцы разные бывают, Елизавета Аркадиевна. Встречаются среди них и блондины. Особенно на севере Италии. Вот и моя мать такая: светловолосая и светлоглазая. В Германских государствах всегда за немку принимали.
— Понимаю.
— Да, нет, — покачал Тюрдеев головой, — не думаю. Италия для меня с детства родная страна, даже больше, чем Себерия, а ведь я вырос в Холмогорах и Архангельске. И когда пришло время, ехать учиться, я поехал в Италию, как и мой батюшка, и не просто в Венето, а в Падую, в Падуанский университет.
— Но вы мне говорили про Гейдельберг, а это совсем не Италия!
— Будет и Гейдельберг! — улыбнулся лекарь. — Но сначала Италия. У меня там множество родственников по всей Ломбардии, Венето и Эмилии-Романьи!
— Никогда бы не подумала, — покачала головой Лиза. — Но почему медицина? Сами решили или случай?
— На самом деле, так решил мой отец, — улыбнулся Тюрдеев. — Я, знаете ли, пятый сын, да еще два зятя имеются — мужья моих старших сестер. Есть, кому на империю Тюрдеевых вкалывать. В общем, отец дал мне денег, благословил, и я поехал в Италию, о чем ни разу в жизни не пожалел. Чудесная страна! Красивая, уютная, теплая и веселая. А ведь я, Елизавета Аркадиевна, там не гость. Знаю язык, и не только литературный итальянский, но и фриульский. Одним словом, мне там было хорошо. Но все это лишь предыстория.
— А в чем заключается история? — Лиза допила граппу и, не спрашивая разрешения, налила себе еще.
— В Падуанском университете я стал учеником Кассио Морамарко, — продолжил рассказ Тюрдеев. — Вам это имя, разумеется, ни о чем не говорит, но поверьте мне на слово, Елизавета Аркадиевна, профессор Морамарко — один из крупнейших неврологов нашего времени.
— Я вам верю! — Лиза никак не могла взять в толк, к чему весь этот рассказ и каким образом он объясняет «совершенно невероятные» предположения Тюрдеева о ее происхождении.
— Спасибо! — улыбнулся лекарь. — Теперь, когда мы условились, что мой учитель являлся крупным клиницистом, великолепным нейрохирургом и серьезным, всеми уважаемым ученым, скажу, что у профессора Морамарко имелось одно любопытное увлечение. Он называл это «паранормальной или экстраординарной биологией».
— Экстраординарная биология? Что это такое? — спросила Лиза, хотя и догадывалась, чем это может быть. В ее мире парапсихология являлась пусть и «лже», но все-таки наукой.
— Это все те смутные истории о том, чего не может быть никогда, или о том, чего мы не можем пока объяснить.
— Если честно, я не очень хорошо понимаю, о чем идет речь, — Лиза демонстративно закурила и выпустила из собранных в трубочку губ маленькое облачко табачного дыма.
— Серьезно?
— Вполне.
— Тогда, скажите, Елизавета Аркадиевна, как вы считаете чтение мыслей — это всего лишь ловкий цирковой трюк или невероятная и редко встречающаяся человеческая способность?
— Не знаю, — пожала она плечами.
— А что вы думаете о медиумах?
— Я о них вообще не думаю.