Авиатор Тихого океана

Тогда Морис Рембо, разбитый и усталый, но улыбающийся, мог выйти из своей лодки, захватив, конечно, в свой портфель ленту с засохшим стеблем цикламена, на котором взор его так часто останавливался во время пути.

На предложенный ему командиром отряда вопрос – действительно ли он приехал из Мидуэя, инженер ответил утвердительно простым наклоном головы и прибавил спокойно:

– Я хотел бы видеть адмирала как можно скорее.

– Мидуэй еще не взят японцами?

– Мидуэй держится и будет держаться до прибытия помощи, но эта помощь необходима как можно скорее…

Начальник волонтеров, явившийся так своевременно, был сыном одного из видных промышленников в Сан-Франциско. Это был молодой человек лет двадцати пяти, высокого роста, с ясным взором и симпатичным смелым выражением лица. Он схватил инженера за руку и сказал дрожащим от волнения голосом:

– Меня зовут Вильямом Липтоном. Я считал бы величайшею честью обнять вас от имени моих сограждан! Вы разрешаете?

Француз выразил, улыбаясь, свое согласие, и они обнялись, между тем как толпа, непрерывно толкавшаяся на месте спуска аэроплана, возобновила крики восторга, среди которых преобладал возглас: «Да здравствует Франция!»

Авиатор и его проводник, предшествуемые четырьмя волонтерами, не без труда пробрались сквозь толпу и выбрались на ближайший путь. Сэр Вильям Липтон оставил большую часть отряда караулить аэроплан, и нельзя сказать, чтобы караульные не воспользовались, в свою очередь, остатками полотна на «Кэтсберде». После этого фанатики, оставшиеся на месте, взялись за пустые баклаги, куски железа, и можно себе представить, в каком плачевном виде аэроплан Мидуэя был отправлен в исторический музей Сан-Франциско.

По дороге полицейский автомобиль, потребованный сэром Вильямом Липтоном, быстро повез обоих в Сан-Франциско.

Морис Рембо почти не замечал прекрасных аллей нового города, огромных небоскребов, домов в 25, 35 и 42 этажа, грузные силуэты которых терялись в облаках, превращая лишенные света улицы в настоящие трубы. Высокая, четырехугольная башня Ferry-Building с бельведером, который можно видеть за несколько миль, и гостиницы с мраморными статуями, возвышающимися над заливом, также только промелькнули перед его глазами.

Он отвечал очень рассеянно своему проводнику, осыпавшему его вопросами, касающимися сказочной поездки на аэроплане.

Он не обратил внимания и на эскадру – целый город еще дымящихся труб, расставленных в несколько рядов у входа в канал.

– На каком судне адмиральский флаг? – спросил он, блуждая взором среди целого леса мачт, вымпелов и корабельных корпусов, с выдающимися высоко над ними сложными сооружениями.

– На «Коннектикуте» – судне, которое вы видите на правом конце второго ряда.

Морис Рембо вспомнил, что Арчибальд Форстер состоял лейтенантом на этом броненосце, и эта мысль живо напомнила ему об его друге: что случилось с ним после отъезда аэроплана с острова Гавайи? Серьезно ли он надеялся, что «Кэтсберд» долетит до материка?

Вероятно, он не нашел на острове станции беспроволочного телеграфа, иначе прибытие посла из Мидуэя, о котором известил бы Форстер в Сан-Франциско, не вызвало бы подобного удивления.

Если бы Арчибальд Форстер мог в эту минуту подозревать, что его товарищ через несколько мгновений вступит на «Коннектикут»!

Молодой француз был возвращен к действительности. Едва он успел сойти с автомобиля, как услышал вокруг себя как бы непрерывный шум трещотки.

Это был шум затворов многочисленных «кодаков», направленных на него – этой скорострельной артиллерии современной прессы, требующей немного ловкости и много неуместной навязчивости.

Так как солнце успело скрыться за верхушками Золотой горы, то некоторые фотографы сочли нужным зажечь при фотографировании магний, и смущенный авиатор был в течение нескольких мгновений окружен как бы ореолом.

Дальше его окружила толпа других людей, с книжками в руках и карандашами у рта, и сэру Вильяму Липтону с большими усилиями удалось вырвать Мориса у этих ловких интервьюеров и заставить его войти в паровой катер, который по данному знаку подошел к берегу.

Тогда только Морис Рембо заметил, что его все время сопровождало до ста автомобилей. Сверкающие и величавые, они двигались с ревом и запрудили всю набережную. И если бы начальник волонтеров, как и большинство американских миллионеров, не владел яхтой, поданной теперь ему, то авиатор не добрался бы до судна адмирала, не отдав дань ненасытной жадности калифорнийских репортеров.

Целый град ругательств посыпался на сэра Вильяма Липтона, когда он отнял у них эту добычу и усадил авиатора в ожидавшую их белую с золотыми полосками лодку.

Через десять минут они подъехали к «Коннектикуту», бросившему якорь на расстоянии одной мили. Когда сэр Вильям Липтон назвал себя, ему было разрешено вступить на броненосец.

Но когда он потребовал, чтобы Рембо был немедленно представлен адмиралу Гопкинсу, то получил категорический отказ.