Авиатрисы

Он вспомнил красивое правильное лицо Эбигейл. Серебряные глаза, ее нежность, трепетность и силу. Запах и губы. Последние мгновения, когда они были вместе. Почему же он такой дурак – не поцеловал ее на прощание, не прижал к сердцу. В безопасности ли она? Черты расплывались.

Возможно, он никогда ее не увидит. От жара голова готова была взорваться, тело ломило. Каждый сустав выворачивало. Он боялся сболтнуть лишнего в бреду, отгоняя грезы об Эби и думая о чем-то безобидном, к примеру о детстве. Но тогда ему начинало мерещиться, что они с Эбигейл виделись раньше и абсолютно все предначертано судьбой.

Мысленно он уже попрощался с жизнью. Но Хатчис остановил повозку и заметил, что пленник болен, Томасу дали лекарственный отвар. Вскоре ему полегчало.

Наверное, Хатчис действовал вовсе не из жалости – просто не мог допустить его гибели. Или не считал, что в бессознательном состоянии от него есть польза. К следующей остановке Томасу стало лучше, его, как обычно, выволокли и привязали к дереву. Подошел один из повстанцев. Половина лица была обожжена. Единственный здоровый глаз источал столько злобы, что даже советнику стало не по себе.

– Ты, что ли, говорить не хочешь? – спросил повстанец.

– Наглая ложь, – попытался отшутиться Биен. – Я человек общительный, охотно болтаю. К сожалению, не с кем. Вы составите мне компанию?

– Да ты остряк. – Мужчина ударил Томаса под дых. – Ты был с женщиной. Она – графиня де Локк?

– Не знаю таких. – Чистая ложь. Любому, кто читает газеты, известно, что они знакомы и работают вместе.

Повстанец снова ударил Томаса, из-за связанных рук и ног тот не сумел сохранить равновесие и повалился на колени перед нападавшим.

Несколько человек стояли поодаль, сложив руки на груди и ухмыляясь.

Кто-то крикнул:

– Полегче с ним, Пип, не то Хатчис расстроится, что ты помял его подстилку!

Тот, кого назвали Пипом, схватил Томаса за волосы и запрокинул голову.

– На поезде был один самолет! Где остальные?! Отвечай, мразь!

Биен прикрыл глаза и молчал. Нет ничего такого, чем эти неотесанные болваны могли бы его запугать. Он с детства привык к боли и лишениям.

– Твои люди отобрали у меня дочь, – продолжал Пип. – Ей было восемь лет! Два года назад она пропала. И я точно знаю, что она погибла от экспериментов. Думаешь, преступления тебе сойдут с рук?!

– Меня можно во многом обвинить, – засмеялся Томас, – но я никогда не участвовал в экспериментах.

– Решил, я тебе поверю?! – взревел Пип и опять несколько раз ударил.

Томас завалился на бок. Завитки волос намокли, кровь капала в грязь, в рот попала влажная земля. Вкус возвращал к реальности, не давая сознанию уплыть в небытие.

Пожалуй, забыться сейчас было бы куда лучше, но Томас отчетливо ощущал на языке мерзкие коричневые комья. Он никогда не помогал Дангару Глоссу и первым рекрутерам. Его стезя – политика, далекая от прикладной науки. Пип бил его в живот, по ногам и рукам, по голове. К нему присоединились еще несколько человек.

– Разойдитесь сейчас же! – прогремел голос Хатчиса. – Толку от него не будет, если вы его убьете. Хватит! Все хотят отомстить за родных, Пип. Но есть более важное дело. Нужно доставить его к Агафоре живым.

День за днем они ехали, на ночь разбивали лагерь, пока наконец не добрались.

Агафорой оказалась пожилая женщина. Она поселилась на окраине какого-то городка в домишке, огороженном от лишних глаз забором.

Постройка стояла впритык к лесу, и что интересно – именно в эту сторону были обращены ворота. Томаса поместили в полуподвальную комнату без единого окна. Судя по убранству, прежде хозяйка была женой торгаша средней руки, который увлекался печатной периодикой. Повсюду развесили вырезки из газет, разные номера «Теней правды». Томас даже разглядел репортаж под названием «Загадочная серия преступлений в правительственном квартале». Томас помнил, кто проводил то расследование. Тогда он еще работал аудитором.

Занятно, что бы сказал журналист, узнав, что перед смертью Томас увидит тот самый репортаж, с которым когда-то и помог.

Периодически советника пытали. Обычно не Хатчис. Лицо смазывали заживляющей мазью и били в основном по телу, из чего Томас сделал вывод, что его хотят использовать. Продать или обменять. Наверняка «Новый свет» хотел бы за него что-то ценное, но премьер-министр не согласится на выкуп, дабы не создавать прецедент.

* * *

Томас дремал, привязанный накрепко к стулу, его разбудили автоматные очереди. Люди снаружи кричали, ругались. Шум сперва почти оглушил его – не столько громкостью, сколько неожиданностью. Он впервые обрадовался отсутствию окон в комнате – так сложнее словить пулю.