Авиация и космонавтика 1994 01-02

Третий вывод – всевозрастающая ответственность командира звена за выполнение боевой задачи. С принятием на вооружение ВВС Египта современных боевых самолетов советского производства перед четверкой экипажей ставились уже такие задачи, выполнение которых ранее было под силу только эскадрилье. Звено обрело тактическую независимость, а его ведущий – право самостоятельно принимать в воздухе решения.

Конечно, и до начала боевых действий многих командиров звеньев отличала высокая летная выучка: они отменно пилотировали самолет и метко поражали цели на полигоне, уверенно «водили» за собой подчиненных. Но в условиях мирного времени такие вопросы, как оценка обстановки, анализ возможностей своих и противника по нанесению удара, выбор оптимального варианта действий, планирование группового боя, не ставились с той остротой, которая требуется для выполнения реальных задач. Вот почему принятие арабскими летчиками ошибочных решений в экстремальных ситуациях часто обходилось намного дороже, чем их промахи в стрельбе или бомбометании. Так что призыв о повышении требований к командиру звена уже тогда был тесно связан с необходимостью в его лице готовить летчика-руководителя тактического уровня.

(Продолжение следует)

ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА

В.ТКАЧЕВ

Крылья России

В оспоминания о прошлом русской военной авиации 1910-1917 гг.

Рис. Е. СЕЛЕЗНЕВА

Продолжение. Начало в № 10-12 за 1991 г., № 1-4, 7-11 за 1992 г., № 1, 3, 5, 7, 11-12 за 1993 г.

Глава VII Снова в Севастопольской авиационной школе

В ответ на телеграмму, посланную в Авиаканц с жалобой на моего «старого друга» «Ньюпор», я получил в начале января «Моран-Парасоль», изготовленный на московском заводе «Дукс». Аэроплан оставлял хорошее впечатление, он был более скоростным, чем «Ньюпор», а главное, его крыло было расположено над головой пилота, что обеспечивало хорошие условия для визуального наблюдения, фотографирования и прицельного бомбометания. К сожалению, больным местом оставался все тот же мотор «Гном».

Теперь мне предстояло в кратчайший срок овладеть навыками в управлении, поскольку «Моран» имел «нормальные» рули, как и на всех других аэропланах последних типов, а я привык к старой уродливой «ньюпоровской» системе. Ясно было, что прежние привычки надо было ломать не в воздухе (где грубая ошибка грозила бы катастрофой), а на землей гоняя аэроплан по заснеженному мерзлому грунту.

К сожалению, уже первое руление по тряскому полю вызвало опасение по поводу прочности планера: новичок угрожающе, со скрипом раскачивал законцовками крыла, словно осел длинными ушами. Выяснилось также, что в условиях тряски быстро разрушаются задние подшипники крепления мотора. И я понял, что, прежде чем я буду готов к полету, самолет совершенно утратит свои летные качества. Пришлось просить чиновников Авиаканца разрешить мне переучивание в Севастопольской авиационной школе.

Седьмого января я распрощался со своим отрядом и после коротких сборов выехал на автомобиле в Конск, чтобы перед убытием в Крым представиться генерал-квартирмейстеру. Закончив все формальности, зашел в кафе немного подкрепиться. Там находилось немало офицеров-фронтовиков. Ко мне подошел один из них и обратился с просьбой подвезти писателя Евгения Николаевича Чирикова. Так нежданно-негаданно я обрел именитого попутчика.

Уже через час автомобиль «рено», за рулем которого сидел Мороховский, мчал нас по степи. В пути Чириков стал внимательно рассматривать белый эмалевый крест на моем мундире. Когда наши взгляды встретились, он не преминул спросить, за что я получил эту награду, став волею судьбы первым георгиевским кавалером-авиатором.

Пришлось рассказать о памятном разведывательном полете во время Галицийской битвы. Слово за слово Чириков заинтересовался всем ходом этого сражения. Узнав, что происходило на фронте, он промолвил задумчиво:

– Да, бои под Травниками – это целая эпопея! Не понимаю, однако, зачем понадобилась нам эта парадная рисовка под убийственным огнем неприятеля?

– Видите ли, в той атаке как нельзя более полно проявились традиционные качества гвардейцев, – объяснил я. – И рядовые, и офицеры были тогда охвачены боевым экстазом и не считались ни с чем.

Тут я сослался на старую песню, услышанную однажды на привале:

Вперед, апшеронцы лихие!
Вы вспомните дедов завет –
«В атаку – мосты золотые,
Назад – отступления нет».
Учил нас бессмертный Суворов,
Как надо врага побеждать, –
С надеждой и верою в Бога
В крови по колени стоять.
Два века мы Родине служим,
И рады служить до конца.
О крови пролитой не тужим,
Не ждем ни наград, ни венца.