Авраам Линкольн

Авраам потерял третью любимую женщину: сначала матушку, потом старшую сестру и вот теперь — первую возлюбленную… Он был безутешен, говорил окружающим: «Я никак не могу смириться с тем, что снег или дождь терзают её могилу…»^{99} Потрясение было настолько велико, что некоторое время он не мог ни спать, ни есть, целыми днями до изнурения бродил по окрестным холмам и лесам. Друзья боялись, что либо «рассудок покинет свой трон в его голове», либо дело дойдёт до самоубийства. Они помогали Аврааму держаться, присматривали за ним, напоминали, что Господь предназначает его для чего-то более достойного, чем ранняя смерть^{100}.

Через несколько недель после похорон Энн вернулся Джон Макнамар, привёз матушку и родных, выгрузил из фургона магазинную мебель из Нью-Йорка. Оказалось, его задержали смерть отца и необходимость улаживать семейные дела. Джон приехал жениться, а застал могилу… (Он навсегда поселится в окрестностях Нью-Салема, заведёт ферму, женится через 15 лет и доживёт до семидесяти восьми.)

Память об Энн останется с Линкольном до последних дней его жизни. Уже в Белом доме, когда зайдёт разговор о старых знакомых из Нью-Салема, один давний друг Авраама спросит, правда ли, что он был влюблён в дочку Ратледжа. «Это правда, я любил её, — ответит Линкольн. — Любил нежно и сильно. Она была красивой девушкой и стала бы любящей женой. Я любил её искренне, по-настоящему. Я часто, теперь особенно часто думаю о ней…»^{101} После случившегося потрясения мучительные приступы чёрной меланхолии будут терзать Авраама до конца жизни, и друзьям придётся не раз вытаскивать его из депрессии^{102}.

В те месяцы опеку над Линкольном взяло семейство Абел. Доктор Беннет и его супруга Элизабет (Бетси), как могли, старались утешить Авраама. Через несколько месяцев Бетси вознамерилась вылечить его меланхолию радикальным способом — устроить его личную жизнь. Едва Авраам немного пришёл в себя, как она напомнила ему о своей сестре Мэри Оуэнс, симпатичной девушке, гостившей у неё три года назад (её родительский дом был в Кентукки). Авраам припомнил симпатичную круглощёкую Мэри, и она ему заочно понравилась. Миссис Абел собиралась к родителям и пообещала Линкольну, что вернётся с сестрой — при условии, что Авраам женится на ней.

После смерти Энн Линкольну показалось, что «брести по жизни рука об руку» он сможет с любой более или менее подходящей супругой, и согласие было дано. Правда, заботливость Бетси показалась Аврааму «несколько чрезмерно усердной»… В ноябре 1836 года миссис Абел привезла «погостить» Мэри.

О том, что было дальше, сам Линкольн рассказал в одном из исповедальных писем, которое позже просил не обнародовать до своей смерти. Авраам признался, что попал в ловушку. За три года Мэри сильно изменилась, причём не в лучшую сторону. «Я знал, что она крупновата, но теперь она была готова составить компанию Фальстафу!» Вольно или невольно Авраам сравнивал Мэри с Энн, и всегда сравнение было не в пользу последней. Так, её зубы казались ему какими-то «обветренными». Несмотря на то, что девушка была старше потенциального жениха лишь на несколько месяцев, у того сложилось впечатление, что она годится ему в матери. «Но что было делать, — вздыхал Линкольн, — я обещал её сестре, что возьму Мэри в жёны, и мне казалось, что придерживаться данного слова будет делом чести. Я пытался уверить себя, что внутренние достоинства куда важнее, чем внешний вид, а в этом смысле Мэри не уступала никому, с кем я был знаком». Но настоящего притяжения между молодыми людьми всё не возникало, и Авраам, как мог, откладывал объяснение.

В декабре 1836 года необходимость покинуть Нью-Салем для работы в Законодательном собрании дала Линкольну некоторую передышку. Затем он перебрался в Спрингфилд, встречи молодых людей сменились письмами, по мнению самого Линкольна, настолько «сухими и глупыми», что он отправлял их с большой неохотой. В письмах он говорил прежде всего о себе, о своей неустроенной жизни, о том, что его будущая супруга будет совершенно несчастлива, ибо бедность будет сказываться во всём. Считая, что слово, данное Бетси Абел, нельзя нарушить, Авраам пытался убедить Мэри прекратить отношения. Летом 1837 года он приехал в Нью-Салем и стал доказывать, что союз с ним будет пагубным и для её духовной жизни, и для её физического состояния. Счастье Мэри, утверждал Линкольн, в том, чтобы не вступать с ним в брак.

Мэри уклонялась от определённого ответа. Тогда последовали новые письма из Спрингфилда, в которых Авраам просил девушку «принять самостоятельное решение», но при этом упоминал, что если она чувствует себя связанной с ним какими-то обязательствами или узами, то он охотно освободит её от них, потому что желает Мэри счастья: «Ничто не сделает меня более несчастным, чем знание того, что ты несчастлива, и ничто не сделает более счастливым, чем знание того, что счастлива ты».