Авраам Линкольн

Тринадцатого марта 1837 года начал весеннюю сессию суд графства Сангамон, и на следующий день Линкольн представлял там Дэвида Вулдриджа в двух делах: «Хоуторн против Вулдриджа» и «Вулдридж против Хоуторна». Это были его первые дела в качестве адвоката, начатые с подачи Стюарта ещё осенью 1836 года, довольно заурядные: один фермер (Вулдридж) попросил другого вспахать три десятка акров целины, пообещав заплатить и отдать часть пашни в пользование, а потом отказался от своих обещаний, припомнив, что когда-то Хоуторн, будучи арендатором, не вернул довольно приличную сумму, взятую в долг. Линкольн убедил стороны прийти к соглашению, не дожидаясь решения суда, и дело было снято со слушаний^{89}. Линкольн не выиграл и не проиграл дело, но, скорее всего, остался доволен исходом. Много позже он советовал начинающим адвокатам по возможности не доводить дело до суда: «Уговаривайте ближних своих решать дела компромиссом везде, где только это возможно. Обращайте их внимание на то, что номинальный победитель в суде на деле часто оказывается проигравшим — потерявшим слишком много времени и слишком много денег. Адвокат, выступающий миротворцем, получает прекрасную возможность быть действительно добрым человеком. Всё равно на его долю останется ещё очень много дел…»^{90}

ЭНН, МЭРИ И… МЭРИ

Той же весной, когда Спрингфилд обзавёлся новым жителем, адвокатом Линкольном, сюда приехала в гости к родственникам восемнадцатилетняя южанка Мэри Тодд. С её появлением личная жизнь Авраама полностью переменилась. Однако сначала стоит поговорить о его прежних увлечениях и влюблённостях.

Подростком и даже молодым человеком в Индиане он, как вспоминала Сара Буш-Линкольн, «не очень увлекался девушками»^{91}. Ни о каких заслуживающих внимания ухаживаниях или привязанностях до переезда в Нью-Салем упоминаний не осталось. Правда, для себя Авраам выдумывал целые романтические приключения, вроде такого: «Однажды неподалёку от нашего дома сломался фургон переселенцев: муж, жена и две дочки. Пока чинился фургон, они готовили на нашей кухне, и мать семейства читала нам истории из книг, которые везла с собой. Одна из девочек мне очень понравилась, и как-то, когда я сидел у дома на солнышке, я сам сочинил историю. Я представил, как вскочил на отцовскую лошадь, бросился вдогонку за фургоном и, наконец, отыскал его. Все были мне очень удивлены. Потом я поговорил с понравившейся девочкой и убедил её бежать со мной. Ночью я посадил её с собой в седло, и мы помчались по прерии. Через несколько часов мы подъехали к какому-то лагерю, а когда приблизились, то обнаружили, что это тот, который мы недавно покинули. Мы остались в лагере и попробовали побег на следующую ночь. Снова случилась та же история: мы прискакали обратно в свой лагерь. Я оставался там до тех пор, пока не убедил отца отпустить дочь со мной… Думаю, так во мне пробуждалась любовь»^{92}.

Да и в Нью-Салеме, вспоминал доктор Джейсон Дункан, «он был очень сдержан по отношению к противоположному полу. В то время, когда я жил и столовался с ним в одном доме, и не припоминаю, чтобы он ухаживал за какой-нибудь юной леди, хотя я и знал, что он неравнодушен к Энн Ратледж»^{93}.

О эта загадочная Энн Ратледж! Её короткая история — словно жестокий романс XIX века: самая красивая девушка в селении, обручённая с богатым коммерсантом и брошенная им, влюбляется в бедного, но честного почтмейстера, уже давно и тайно страдающего по ней. Бедность мешает им пожениться, и он спешит освоить новую профессию адвоката. Но влюблённым не суждено быть вместе: она умирает во цвете лет, а её избранник, уже ставший респектабельным юристом, безутешно рыдает над её могилой.

Научная и уж тем более художественная литература долго принимала на веру эту историю и вдохновлялась ею. Трогательные стихи и эпитафии посвящались Энн и её нереализовавшейся любви. Сочинённая каким-то журналистом переписка влюблённых выжимала слёзы у читательниц в конце 1920-х годов. А потом грянула прагматичная эра «ревизии» истории, и признаком хорошего тона стало рассказывать об этом романе как о величайшей мистификации биографов Линкольна, начиная с его верного друга и партнёра Херндона. Херндон, как известно, никогда не ладил с женой Авраама Линкольна, и этим объясняли его «изобретение» единственной «настоящей», «подлинной» любви Линкольна^{94}. Даже авторитетная энциклопедия «Авраам Линкольн», вобравшая в себя итоги более чем столетних исследований, утверждала в 1982 году: «Этот роман ныне рассматривается как ничем не обоснованный, а доказательства его глубокого влияния на дальнейшую жизнь Линкольна полностью опровергнуты»^{95}.