Аврелия

При входе в спальню Домициана Стефан сделал глубокий поклон. Император окинул его взглядом, выражавшим одновременно и опасение, и сильнейшее любопытство.

Заговорщик понял, что нельзя терять ни одного мгновения. Он сделал с почтительным видом несколько шагов в сторону Домициана, докладывая ему, что он открыл заговор против особы императора и счел своим долгом сообщить ему имена заговорщиков. При этом он подал Домициану длинный лист, который тот стал читать с жадным любопытством.

Наступил удобный момент.

Стефан выпрямился во весь рост и быстрым взглядом окинул все углы комнаты, чтобы убедиться, что нет никаких помех для нанесения решительного удара. Он увидел здесь лишь Гирзута, игравшего в углу с собачкой, и обменялся с ним многозначительным взглядом. Затем он перевел глаза на Домициана и в течение нескольких мгновений смотрел на него с тревогой. Испытывал ли он в это время угрызения совести перед совершением преступления или же старался угадать, как лучше вонзить кинжал, чтобы вернее поразить, — так или иначе, но удар пока щадил тирана…

Император, углубленный в чтение принесенного Стефаном документа, находился в позе, малоблагоприятной для нанесения решительного ударa. Он сидел согнувшись и дрожащими руками держал поданную записку. Эта поза была для него очень благоприятна, так как предохраняла его от такого удара, который сразу мог бы поразить его насмерть. А ведь в случае неверного удара на его крик не замедлили бы явиться преторианцы, которые находились в соседних покоях и могли бы жестоко расправиться с убийцами.

Выразительным взглядом, обращенным к Гирзуту, Стефан просил помочь ему. Карлик прекрасно понял, в чем дело, и, катаясь по полу с собачкой, стал подбираться к каждой из дверей и бесшумно закрывать их все на задвижки. И когда все пути, через которые могла прийти помощь, были перекрыты, он снова занял свое место позади императора и бросил на заговорщика взгляд, который означал: «Ну, теперь нечего опасаться… Действуй!»

Домициан ничего не замечал, ничего не видел! Он весь был погружен в чтение и не менял позы. Стефан, достав правой рукой кинжал, который был скрыт в повязке, выжидал момента, когда император поднимет голову и тем откроет свою грудь.

Время шло: каждое мгновение для убийцы казалось вечностью. Наконец император окончил чтение и приподнялся… в этот миг Стефан вонзил ему кинжал в живот… Домициан зарычал, как раненый зверь…

Однако рана оказалась несмертельной. Она даже не лишила его сознания. Он быстро окликнул Гирзута, велел ему подать свой меч, который висел у него на кровати, и закричал о помощи. Гирзут с ироничной усмешкой указал ему на закрытые двери, а в поданном по его требованию мече оказалась одна лишь рукоятка. Карлик заблаговременно позаботился убрать лезвие…

Император понял, что ему изменили и что час его пробил, и тогда между Стефаном и Домицианом завязалась кровавая, ужасная и отчаянная борьба. Император вцепился обеими руками в своего убийцу, и оба они покатились на пол. То тот, то другой из них оказывался наверху. Тщетно Стефан старался своим кинжалом нанести противнику такую рану, которая обеспечила бы ему победу. В свою очередь Домициан силился обезоружить убийцу или выцарапать ему глаза. Уже преторианцы, до которых донесся шум, готовы были прибежать на помощь, но Гирзут их предупредил. Он открыл ту дверь, за которой стояли Максим, Клавдий и Сатурний с гладиаторами, и те, ворвавшись, быстро прекратили борьбу. Через минуту на полу валялся уже бездыханный труп Домициана.

Однако убийцы тотчас же вынуждены были обратиться в бегство, так как преторианцы, выломав дверь, ворвались в комнату почти в тот самый момент, как Домициан испустил дух. Только один Стефан, обессиленный борьбой, не успел скрыться вместе с остальными заговорщиками, и солдаты Домициана выместили на нем свою ярость.

Преторианцы побежали по городу, но никто за ними не последовал. Народ остался равнодушен к участи Домициана.

Сенат провозгласил императором Нерву…

Слух о смерти императора разнесся с быстротой молнии по всем отдаленнейшим закоулкам Рима. И вот из одной из лачужек, расположенных на Латинской дороге, вышла заплаканная старушка и направилась к императорскому дворцу. Это была Филиса, кормилица Домициана. Придя во дворец, она нашла там лишь бездыханный труп своего бывшего воспитанника. Единственное живое существо, которое она застала возле тела Домициана, был Гирзут. Он не скрывал своей радости по поводу гибели ненавистного ему тирана. Филиса благоговейно целовала раны умершего. С помощью нескольких могильщиков она положила останки своего воспитанника в гроб и велела им следовать за собой.

Ночью в своем крошечном домике она собственноручно сожгла его на очаге и впоследствии, когда волнения несколько поулеглись, она тайком снесла урну с его пеплом в храм, посвященный семейству Флавиев.