Аврора Флойд

Тольбот Бёльстрод не был так занят своим разговором с Люси и мистрисс Александр, чтобы не приметить этой особенности в обращении отца с его единственной дочерью. Он видел также, что Аврора обходилась с банкиром не с тем небрежным равнодушием полуутомленным, полупрезрительным, которое, по-видимому, было свойственно ей в других случаях. Бдительность Арчибальда Флойда в некоторой степени отражалась на его дочери какими-то пароксизмами, это правда, потому что вообще она находилась в той задумчивой рассеянности, которую капитан Бёльстрод приметил в ней на балу; но все-таки в ней было то же самое чувство, как и в ее отце, хотя не столь постоянное и менее сильное. Бдительная, тревожная, полугрустная привязанность, которая едва могла бы существовать в нормальных обстоятельствах. Тольботу Бёльстроду было досадно на себя, зачем он обращает внимание на все это, и каждую минуту он все менее и менее становился внимателен к простому разговору Люси.

«Что это значит? — думал он, — не влюбилась ли она в кого-нибудь, за кого отец запрещает ей выходить, и старик старается загладить свою строгость? Это едва ли вероятно. Женщина с такой головой и шеей непременно должна быть честолюбива — честолюбива и мстительна скорее, чем способна к нежной страсти. Не лишилась ли она половины своего состояния на этой скачке, о которой она мне говорила? Я ее спрошу. Может быть, украли ее книгу, в которой она записывала свои пари, или захромала ее любимая лошадь, или кто-нибудь застрелил ее любимую собаку. Разумеется, эта наследница — избалованное дитя, и, наверное, отец ее постарается заказать для нее копию с луны, если ей захочется иметь эту планету».

После завтрака банкир повел своих гостей в сад, расстилавшийся по обеим сторонам дома, сад, который бедная Элиза Флойд помогала устраивать девятнадцать лет тому назад.

Тольбот Бёльстрод ходил несколько медленно по милости своей крымской раны, но мистрисс Александр с дочерью приноровили свои шаги к его походке, а Аврора пошла вперед с отцом, Мольдоном и бульдогом, не отстававшим от нее.

— Кажется, ваша кузина немножко горда? — спросил Тольбот Люси.

— Аврора горда! О, право нет! Может быть, если уж в ней есть какой-нибудь недостаток (потому что другая такая милая девушка вряд ли найдется в свете), так это то, что в ней нет достаточно гордости — я говорю относительно слуг и людей подобного рода. Она готова говорить с этими садовниками точно так, как с вами и со мною, и вы не увидите разницы в ее обращении, кроме того, может быть, что она будет гораздо дружелюбнее с ними, нежели с нами. Бедные в окрестностях Фельдена обожают ее.

— Аврора похожа на свою мать, — сказала мистрисс Александр, — она живое изображение бедной Элизы Флойд.

— Мистрисс Флойд была соотечественницей своего мужа? — спросил Тольбот.

Ему хотелось знать, почему Аврора имеет такие большие, блестящие черные глаза и так много южного в своей красоте.

— Нет, жена дядюшки была из Лэнкэширской фамилии.

Из Лэнкэширской фамилии! Если бы Тольбот Рали Бёльстрод мог знать, что эта фамилия называлась Проддер, что один член этого надменного дома провел юность в приятных занятиях кают-юнги, варя густой кофе и приготовляя жирные селедки для завтрака одного угрюмого капитана и получая более телесных наказаний от толстого сапога своего господина, чем медных монет! Если бы он мог знать, что тетка матери этого гордого создания, которое шло пред ним во всем величии своей красоты, содержала свечную лавку в одной ничтожной ливерпульской улице, хотя этого никто не знал, кроме самого банкира, и это благоразумно скрывалось даже от Авроры, которая об этом вообще знала мало, кроме того, что несмотря на то, что она родилась в сорочке, как говорится, она была беднее других девушек, так как у ней не было матери.

Мистрисс Флойд, Люси и капитан нагнали прочих на сельском мостике, где Тольбот остановился отдохнуть. Аврора наклонилась через грубую деревянную балюстраду и лениво смотрела на воду.

— Ваш фаворит выиграл на скачке, мисс Флойд? — спросил Тольбот, смотря на эффект ее профиля против солнечного сияния, не весьма красивого профиля, конечно, если бы не черные длинные ресницы и лучезарный блеск глаз, которого не могла скрыть даже их черная тень.

— Какой фаворит? — сказала Аврора.

— Лошадь, о которой вы говорила мне намедни — Тёндерболт, он выиграл?

— Нет.

— Мне очень жаль это слышать.

Аврора подняла на него глаза и сердито покраснела.

— Почему? — спросила она.

— Потому что, я думал, вы интересуетесь его успехом.

Когда Тольбот сказал это, он приметил в первый раз, что Арчибальд Флойд стоял так близко, что мог слышать их разговор и что, кроме того, он смотрел на свою дочь даже с большей бдительностью, чем обыкновенно.

Не говорите мне о скачках, папа этого не любит, — сказала Аврора капитану, понизив свой голос.

Тольбот поклонился.

«Стало быть, я был прав, — подумал он, — скачки — ее слабая струна. А отец, очевидно, любит ее до безумия, между тем как я…

В этих мыслях было что-то фарисейское, так что капитан Бёльстрод даже мысленно не кончил своей фразы. Он думал: