Аврора Флойд

«Эта девушка, которая, может быть, была причиною бессонных ночей и дней, исполненных тревожных забот, нежно любима своим отцом, между тем как я, образец всех старших сыновей в Англии, никогда в жизни не был любим».

В половине седьмого большой колокол в Фельденском замке возвестил окрестным жителям, что семья владельца идет одеваться к обеду; другой звонок, в семь часов, сообщил крестьянам близ Бекингэма и Уэст Уикгэма, что мистер Флойд с своим семейством отправляется обедать; этот звук сказал голодным беднякам, что они всегда могут просить в людской вкусных кушаний, цыплят и фазанов, изящно приготовленных, которые все пошли бы на откормление поросят для Рождества, если бы Арчибальд Флойд строго не приказал отдавать все тем, кто приходит просить.

Флойд и его гости не выходили из сада до тех пор, пока дамы не ушли одеваться к обеду. Обед был очень оживлен, потому что Александр Флойд приехал из Сити к жене и дочери и привез с собою шалуна-мальчика, поступающего в Итон и страстно привязанного к своей кузине Авроре; по милости ли влияния этого юного джентльмена или причудливости, составлявшей часть ее натуры Тольбот Бёльстрод не мог узнать, но мрачное облако сбежало с лица мисс Флойд, и она на этот час предалась веселости с лучезарной грацией, напомнившей ее отцу тот вечер, когда Элиза Персиваль играла на сцене в последний раз и прощалась с публикой в маленьком лэнкэширском театре.

Только этой перемены в дочери и не доставало, чтобы сделать Арчибальда Флойда совершенно счастливым. Улыбки Авроры как будто оживили все общество. Лед растаял, потому что вышло солнце и зима исчезла, наконец.

Тольбот Бёльстрод ломал себе голову, стараясь узнать, почему эта женщина была таким очаровательным созданием. Почему, как он ни оспаривал этого факта, он все-таки был очарован этой черноглазою сиреной, вдоволь упиваясь из чаши спиртуозного напитка, которую она подавала ему, и быстро приходя в опьянение.

«Я почти мог бы влюбиться в мой светлорусый идеал, — подумал он, — но не могу не восхищаться этой необыкновенной девушкой. Она похожа на мистрисс Низбет в полном цвете ее славы и красоты; она похожа на Клеопатру, плывущую по Кидну[2]; она похожа на Нелль Гвинн, продающую апельсины; она похожа на Лолу Монтес, сражающуюся с баварскими студентами; она похожа на Шарлотту Кордэ с ножом в руке; она похожа на все, что прекрасно, странно, дурно, нежественно и очаровательно; она именно существо такого рода, в которое могут влюбиться много дураков».

Он поставил между собою и очаровательницей всю длину комнаты, и сел около рояля, где Люси Флойд играла гармонические симфонии Бетховена. Гостиная в Фельденском замке была так длинна, что, сидя за этим роялем, капитан Бёльстрод мог оглядываться на веселую группу, окружавшую наследницу, как на сцену в театре из лож. Он почти жалел, что у него не было зрительной трубки при наблюдении за грациозными движениями Авроры и за игрою ее блестящих глаз; а потом, обернувшись к фортепьяно, прислушивался к усыпительной музыке и любовался личиком Люси, чудно белым при лунном сиянии, струившемся в открытое окно и заставлявшем тускнеть восковые свечи на рояле.

Все, чего не доставало в красоте Авроры, в избытке находилось в Люси. Деликатность очертаний, безукоризненные черты, чистота цвета лица — все было в ней; но между тем, как одно лицо ослепляло вас своим ярким блеском, другое производило на вас очарование и медленное и, вместе с тем, быстро проходившее. Люси есть так много, а Аврор так мало; и между тем, как вы никогда не могли критиковать одну, бы безжалостно разбирали другую.

Тольбот Бёльстрод был привлекаем к Люси смутною мыслью, что она была именно тем добрым и робким созданием, которому было предназначено сделать его счастливым. Но он смотрел на нее так спокойно, как на статую и так же вполне сознавал ее недостатки, как скульптор, критикующий работу соперника.

Но она именно была женщина такого рода, которая может быть доброй женой. Ее воспитала для этой цели заботливая мать. Чистота и доброта бодрствовали над нею с самой колыбели. Она никогда не видала неприличных зрелищ, не слыхала неприличных звуков. Она была так несведуща, как младенец, во всех пороках и ужасах этого обширного мира. Она была настоящая леди, образована, талантлива; и если было много других такого же типа грациозной женственности, то, конечно, это был самый высокий, самый благородный и самый лучший тип.

Когда фаэтон капитана Бёльстрода подъехал вечером к парадной двери, маленькое общество собралось на террасе провожать офицеров, и банкир выразил своим гостям надежду, что этот визит в Фельден будет началом продолжительного знакомства.

— Я везу теперь Аврору и мою племянницу в Брайтон на месяц, — сказал он, пожимая руку капитану, — но когда мы воротимся, вам надо бывать у нас как можно чаще.