Австрийский моряк

— И кстати, — заключил я, — почему вы хотите жениться именно сейчас? Через два дня мы будем проходить через пролив Отранто, и по пути нас вполне могут взорвать.

— Точно, герр командир: именно поэтому мы хотим пожениться.

Я подумал несколько мгновений, вспоминая Елизавету и себя пару лет назад как-то утром на склоне горы в Трансильвании... В конце концов, ввиду его исключительного мужества во время бегства из Хайфы, я пообещал подумать, что можно предпринять. В тот же вечер, проходя к западу от Крита, мы отправили радиограмму в Кастельнуово. Тем временем я штудировал австро-венгерский воинский устав на предмет упоминания каких-либо требований к проведению бракосочетания линиеншиффслейтенантами. Как я и подозревал, ничего не нашлось. Таким образом, я пришел к выводу, что в этом случае можно обратиться к морским традициям. А следующим вечером случилось чудо — маленькое чудо, которые, действительно иногда случаются на фоне хаоса распадающихся империй. Пришло сообщение из Кастельнуово. Я прочитал его.

Субмарине U26, находящейся в море

Касательно радиограммы от 1-го текущ., австро-венгерское Военное министерство, Морской департамент дает разрешение на брак фреглейт. Франца д'Эрменонвиля и медсестры Катерины Одельга. Обе семьи также согласны и шлют наилучшие пожелания.

Брак был заключен на следующий день на боевой рубке U26, с доктором Вейсом и таухфюрером Невеселым в качестве свидетелей и с резиновыми уплотнителями вместо колец. Я лишь оговорил условие, что жених и невеста должны спать в противоположных концах лодки, пока мы не доберемся до порта, а затем они должным образом зарегистрируют брак в церкви и государственной службе.

Наш проход через заграждения Отранто той ночью был не из легких. Взошла луна, полная и яркая, и, похоже, в проливе работало аномально большое число паровых траулеров. Примерно на полпути мне показалось, что мы наткнулись на сеть, но нам удалось освободиться, запустив двигатели на полный задний ход, а затем мы двинулись дальше. Вскоре после этого мы всплыли, но сразу же пришлось снова погрузиться из-за роя итальянских торпедных катеров, которые осыпали нас глубинными бомбами следующие два часа, к счастью, скорее с энтузиазмом, чем с точностью. Наконец, когда мы попытались всплыть на поверхность к северу от Сасено, британский крейсер класса «Уэймут» открыл огонь и вынудил снова погрузиться. Сразу после рассвета к северу от пролива Отранто, подняв радиоантенну, чтобы сообщить в Дураццо о прибытии, мы получили следующее сообщение:

«Всем подводным лодкам: Дураццо оставлен австро-венгерскими войсками третьего октября. Порт больше не используется».

Милая новость: теперь придется идти на тридцать миль дольше вдоль албанского побережья до Сан-Джованни, который пока что предположительно находился у австрийцев. Мы прибыли туда ближе к полудню, но при приближении заметили шапку дыма над горизонтом в северном направлении. Вскоре воздух сотряс мощный грохот тяжелых орудий. Мы ушли на глубину и подползли ближе, чтобы взглянуть, скорее из любопытства. Над горизонтом показались два крупных корабля, затем ещё восемь-девять кораблей поменьше. Два итальянских линкора класса «Регина-Елена», эсминцы и легкие крейсеры обстреливали берег. Мы подготовили торпеды. Осталось всего две, и даже в Хайфе мы каждый день добросовестно проверяли их, вынимая из торпедного аппарата.

Мы незаметно приблизились на две тысячи метров. Сухопутные войска в Сан-Джованни наверняка запомнят тот день, когда орудия линкоров градом осыпали их снарядами. Но мы тоже устроили противнику кое-что запоминающееся: последний сувенир от австро-венгерских Кригсмарине.

Прикрытие из эсминцев было плотным, слишком плотным, чтобы даже думать прорваться сквозь него. Но тут легкий британский крейсер класса «Бирмингем» в хвосте эскадры сделал весьма неосмотрительный маневр: обогнул завесу эсминцев и понесся вдоль нее с внешней стороны, вероятно, пытаясь встать с наветренной стороны от дыма, закрывающего цель.

Расстояние было большим — около тысячи метров, но я дождался подходящего момента и выпустил торпеду, только одну, потому что механизм верхнего торпедного аппарата заклинило, а потом стало уже слишком поздно. Примерно через минуту мы ощутили удар. Столб белой пены взметнулся у кормы крейсера. Вероятно, слишком близко к корме, чтобы потопить его, но, тем не менее, это оказало замечательный эффект на моральный дух врага. Через пять минут обстрел прекратился, и корабли скрылись, поврежденный крейсер зигзагами догонял остальных, как змея с перебитым хребтом. Мы отдали свой долг старой Австрии, даже когда та лежала на смертном одре.