Австрийский моряк

Правой моей рукой на U-8 был наш Tauchf?hrer — старшина погружений, или, как его называют на субмаринах английского королевского флота, diving coxswain. Это унтер-офицер, который при погружении управляет рулями глубины, а в остальное время отвечает за дисциплину, припасы и вообще гладкое течение дел на судне. Эту должность занимал штабсбоотсман Мартин Штайнхюбер. В свои тридцать семь он был старшим в нашем экипаже и имел двадцать пять лет выслуги. Он был женат, имел двоих детей и домик на окраине Полы. Уроженец Тироля, он очень походил на классический образ жителя гор: матовые светло-голубые глаза и голова почти идеальной сферической формы. «Чтобы скатываться с Альп без вреда для здоровья», — подшучивали мы. Штайнхюбер представлял собой довольно редкую птицу среди австро-немецких моряков, будучи протестантом. Дело в том, что его маленькая деревенская община обитала в столь труднодоступной горной долине, что контрреформация и князь-епископ Зальцбургский так и не смогли до нее добраться. Одному небу вестимо, что побудило Мартина отправиться в море, вместо того, чтобы сидеть наверху, строгая деревянные игрушки и отращивая зоб, но нам тут без сомнения повезло. Наш таухфюрер всегда точно знал, что надо делать и как.

Со штабсмашиненвартером Йозефом Легаром вы уже, помнится, знакомы. То был чех из Ольмюца, что в Северной Моравии, недалеко от моего родного города. И хотя мы никогда не разговаривали иначе как по-немецки (беседа между офицером и унтером по-чешски считалась бы весьма неуместной), общность национальности облегчала взаимопонимание между нами. Превосходный был человек, этот машиненмайстер: дальновидный, бесконечно изобретательный и невыразимо добродушный. В самой неприятной или опасной ситуации он неизменно смотрел на вещи с веселой иронией, рассматривая происходящее как неудачную шутку судьбы. Подозреваю, Йозеф приходился дальней родней композитору Францу Легару^[11], отец которого происходил из тех же мест. Однако в остальном совпадение имен никак не подчеркивалось, кроме факта, что хозяйка скобяной лавочки, которую с нашим механиком связывало взаимное влечение, неизбежно получила прозвище «Веселая вдова». Я по меньшей мере трижды представлял его к повышению до звания инженерного офицера, только ничего из этого не вышло. До самого своего конца габсбургские вооруженные силы держались за ветхие понятия об имперской офицерской касте.

***

К концу апреля положение дел стало казаться менее мрачным, чем это было в начале месяца. Но даже так по мере приближения дня, когда нам предстояло приступить к боевым операциям, угадывалось в людях какое-то смутное, глухое сопротивление. Мне не удавалось прощупать его, но оно выражалось в явном нежелании отваживаться на малейший риск. В одно прекрасное утро оно вырвалось-таки на поверхность во время испытательного погружения в проливе Фазана. Наши упорные труды стали приносить, наконец, дивиденды. Все утро лодка вела себя безупречно. Южнее форта Барбарига мы погрузились на глубину десять метров и шли со скоростью в три узла по самой глубокой части пролива. Отлично, думаю, этот корабль рассчитан на безопасное погружение до сорока пяти метров, поэтому уходим на сорок и посмотрим, не течет ли корпус. Я глянул на Штайнхюбера, управлявшего штурвалом руля глубины позади главного глубиномера.

— Так, — говорю. — Погружаемся на сорок метров.

Подтверждение последовало только после ощутимой паузы.

— Погружаемся на сорок метров, герр коммандант.

Медленно, очень медленно поползла по циферблату стрелка глубиномера: двадцать пять, тридцать, тридцать один, тридцать два… И все — на тридцати двух метрах лодка словно легла на грунт. Я обернулся в некотором замешательстве.

— Ну же, таухфюрер! Черт побери, тут на карте обозначено сорок пять метров! Чего ждете? Опустите лодку до сорока!

— До сорока, герр коммандант.

Стрелка снова поползла по циферблату. Потом где-то у меня за спиной блеснула голубая вспышка и послышался громкий хлопок. Внутреннее пространство лодки заполнилось едким дымом, а оба электромотора остановились.

— Простите, герр коммандант, но главный предохранитель цепи электродвигателей перегорел! — раздался голос Легара. — Надо всплывать!

Не успел он договорить, как U-8 стала подниматься по собственной воле. В расположенной в центре лодки небольшой дифферентной цистерне оставалось некоторое количество воздуха — вопреки строжайшей инструкции, предписывавшей погружаться с полностью заполненной водой цистерной и с легким дифферентом на нос. Смысла обсуждать этот вопрос сейчас, когда все кашляли и терли глаза от едкого дыма горящей проводки, не было, но я был крайне не доволен, и как только мы вернулись в гавань Бриони, взывал к себе Белу Месароша.

— Так, Месарош, не потрудитесь ли объяснить то, что произошло?

— При все уважении, герр коммандант, мне все кажется предельно ясным. Главная цепь электродвигателей оказалась перегружена, и предохранители перегорели.

— Понятно. И быть может, вы объясните вот это?