Остаток дня в лагере сануситов тянулся бесконечно. Я пытался поспать, но даже в такое время года жара в нашей дыре в земле была почти нестерпимой. Пока я бродил беспокойно между шатрами, вокруг роились тучи мух. Мне удалось перемолвиться парой слов с Фриденталем, который после высадки с U-13 сделался более дружелюбным, и свести знакомство с парой обитателей этой пылевой ванны. Соседний с моим шатер служил обиталищем для муллы Юсуф-Акбара, странствующего имама, сопровождавшего этот отряд сануситов в качестве своего рода капеллана при великом магистре. Это был спокойный, добродушного вида старикан с длинной седой бородой, очками в стальной оправе и полным набором золотых зубов — воплощенный портрет духовного наставника и пастыря, если бы не длинноствольный револьвер, который прилип к правой его ладони так же крепко, как мухобойка к левой. Это оружие не было данью моде — мулла имел тревожную привычку то и дело палить из него, шаловливо и без предупреждения, во все, что попадется на глаза: камешек, скорпиона, верблюжью лепешку. Факт, что тишина лагеря каждые несколько минут нарушалась треском выстрела, смущала обитателей не больше кашля или чиханья. К счастью, стрелком мулла был хорошим, иначе раненых и убитых было бы не перечесть.
Еще я обнаружил, что в рядах сануситов сражается немало турок. Часть из них осталась здесь со времен войны с Италией несколько лет назад, другие прибыли посредством кораблей немецкого флота. Одним из этих турок был выученный в Берлине доктор Бешти-Фуад — уродливый, с изъеденным оспой лицом детина, зато человек умный и не великий почитатель братства Санусия. Он целовал руку Саид-Ахмеду и раскланивался с прочими, но вернувшись в шатер, плевался, и обзывал их кровожадной шайкой дикарей.
Часы тянулись, и мне все сильнее хотелось закурить. Я вовсе не страдаю пристрастием к никотину, но прошло дня три с последней порции табака, и портсигар в кармане жилета все сильнее и сильнее заявлял о себе с течением времени. Я вышел из шатра, удалился на край лагеря и закурил. С удовлетворением затянувшись, я выпустил дым и снова вставил сигару в рот. Ба-бах! Сигара разлетелась в клочья. Не знаю, пролетала у вас когда-нибудь револьверная пуля в дюйме от носа, но ощущение такое, будто вам врезали по лицу. Ошарашенный и наполовину ослепший, я отпрянул.
— Himmelherrgottsakra! — сорвалось с моих губ. — Что за…
Когда глаза снова обрели способность видеть, я разглядел старого муллу, сидящего на пологе своего шатра метрах в двадцати от меня, с дымящимся револьвером в руке. Он снисходительно улыбнулся мне и погрозил пальцем. В крайнем возмущении я вернулся к себе и пожаловался Фриденталю. Присутствовавший Бешти-Фуад мрачно рассмеялся.
— Вы еще легко отделались, герр лейтенант, благодаря статусу посла австрийского императора. Сануситы ненавидят алкоголь и табак. Наказание за пьянство — тысяча плетей, за курение же отрубают руку — пот должным медицинским наблюдением, разумеется. Бог мой, видели бы вы последнего бедолагу, который попался на выпивке — употребил полбутылки из разграбленного итальянского грузовика. Мне приказали оказывать врачебную помощь, да куда там — уже после двухсот плетей у несчастного содрали со спины кожу до позвоночника и ребер. Думаю, он умер после четырех сотен, но ему всыпали всю положенную тысячу. Говорю вам, эти скоты чокнутые. Мне пришлось ампутировать три руки курильщикам, а я приехал сюда только в прошлом году.
— Но как же клятва Гиппократа?
— Да кому до нее дело! Мне было сказано, что если я не стану резать, руку отрубят мне — под моим собственным медицинским надзором!
Некоторое время спустя Фриденталь и Бешти-Фуад ушли, неся какой-то ящик, лопату и моток проволоки. Пояснений они не дали. Но по возвращении Фриденталь сказал:
— Думаю, нас ждут скорые проблемы, Прохазка. Разведчики засекли приближение итальянского туземного ополчения. Враг нападет скорее всего вечером, поэтому вам надо быть готовым к отъезду сразу после наступления темноты. Я организовал вам двух проводников до побережья.
Однообразие остатка дня нарушил только обед из отварного риса без соли, зато обильно приправленного какими-то темными комочками, которые могли оказаться как изюмом, так и дохлыми мухами. Я приготовился к отъезду — проверил пистолет и наполнил водой большую алюминиевую флягу, которую раздобыл для меня Фриденталь. Когда начали опускаться быстротечные пустынные сумерки, вдали послышался сухой треск винтовочных выстрелов. Вооруженные мужчины высыпали из шатров и стали взбираться на край впадины.
— Вот и они, — промолвил Фриденталь. — Это, скорее всего, только разведчики. Но будьте готовы отчалить едва эту атаку отобьют, потому как главные силы где-то поблизости. Пока же можете полюбоваться зрелищем.