Австро-Венгерская империя

Еще 29 мая 1860 года протокол заседания австрийского правительства сухо сообщал о том, что «в газетах все чаще проявляются конституционные тенденции, с подобными явлениями можно встретиться даже в высоких сферах. Его Величество, однако, твердо намерен не уступать подобным устремлениям и считает своим долгом воспрепятствовать заведению представительской конституции, которая совершенно не подходит Австрии». Однако менее чем через полгода, в октябре, император поставил свою подпись под документом, вошедшим в историю как Октябрьский диплом. Это был закон, вновь расширявший права провинциальных сословных собраний, но бесконечно далекий от реального парламентаризма, которому наученный горьким опытом Франц Иосиф пытался противостоять, но не напрямую, а косвенно, путем укрепления институтов, уже отживших свое.

Попытка оказалась не слишком удачной: даже в Венгрии, где были восстановлены автономия, сейм и официальный статус венгерского языка, Октябрьский диплом восторга не вызвал. Ведь, помимо указанных мер, он сохранял относительную самостоятельность Трансильвании и Хорватии. Недовольны были все, хоть и по разным причинам: централисты и федералисты, консерваторы и либералы, националисты немецкие и мадьярские, чешские и хорватские… Через несколько месяцев, убедившись в несовершенстве принятого решения, Франц Иосиф резко переложил руль государства в другую сторону. 26 февраля 1861 года был подписан Февральский патент. Формально он являлся уточняющим приложением к Октябрьскому диплому, но фактически означал возврат к централизму, на сей раз – под контролем парламентских ассамблей.

Февральский патент предусматривал создание двухпалатного парламента – рейхсрата, члены которого избирались на основе довольно высокого имущественного ценза. Права провинциальных представительных органов, в том числе венгерского сейма, были заметно урезаны. Речь также не шла о сколько-нибудь полном воплощении принципов парламентаризма: правительство не несло ответственности перед рейхсратом, а император сохранял за собой весьма обширные полномочия, особенно в области обороны и внешней политики. Франц Иосиф имел все основания писать матери: «Хотя теперь у нас будет какая-то парламентская жизнь, власть, тем не менее, остается в моих руках». Согласно Февральскому патенту, рейхстаг должен был стать как бы двойным: наряду с «большим» парламентом, где обсуждались дела всей империи, предусматривалось существование парламента «малого» – для всех провинций, кроме венгерских. Система выборов в провинциальные собрания, разбивавшая избирателей на 4 курии (крупных землевладельцев, горожан, членов корпораций – т. е. объединений торговцев, промышленников, ремесленников и т. п. – и, наконец, сельских жителей), была выгодна главным образом немцам, составлявшим абсолютное большинство во второй и третьей куриях. Посему Февральский патент не устраивал не только венгров, но и славян. Все они отказались послать своих депутатов в рейхстаг, что поставило под вопрос эффективность системы, задуманной новым влиятельным лицом при венском дворе – государственным министром Антоном фон Шмерлингом. Тем не менее даже в неполном составе парламент смог к концу 1862 года разработать и утвердить ряд важнейших законов – новую редакцию торгового кодекса, закон о прессе, освобождавший ее от большинства цензурных ограничений, реформу судебных учреждений и т. д. Австрия, несмотря на несовершенство административно-политического устройства, становилась все более современным и либеральным государством.

Февральский патент – конституционный акт Австрийской империи, опубликованный 26 февраля 1861 г.

Это понимали и в Будапеште. За время, прошедшее после подавления революции, радикализма у мадьярской элиты заметно поубавилось. Приверженцы Кошута продолжали играть определенную политическую роль, однако на передний план выдвинулись люди более умеренные и реалистически настроенные – в первую очередь Ференц Деак и Дьюла Андраши. Деак в 1848 году не принял радикализм Кошута и потому смог избежать преследования в эпоху неоабсолютизма. К началу 1860-х он стал признанным лидером конструктивной венгерской оппозиции, чьи взгляды сформулировал следующим образом: «Венгрия никоим образом не угрожает устоям монархии… Конфликта между наследственными землями (т. е. западной частью монархии. – Я. Ш.) и Венгрией нет, они способны сосуществовать… Мы всегда готовы конституционными средствами гармонизировать наши законы в соответствии с требованиями безопасности и единства монархии». Такая готовность не означала, однако, согласия поступиться историческими правами Венгрии как самостоятельного государственного образования.