Австро-Венгерская империя

Сильно беспокоил Австро-Венгрию и албанский вопрос. После поражения Турции в Первой балканской войне Албания получила независимость, но стабильное правительство в этой горной и очень бедной стране так и не появилось. Албанскими междоусобицами пользовалась Италия, рассчитывавшая сделать Албанию своим плацдармом на Балканах. Эта проблема наряду с итальянским ирредентизмом в юго-западных областях монархии подрывала прочность Тройственного союза. Многие в Вене, впрочем, давно уже не сомневались во враждебности итальянцев. Конрад фон Гетцендорф злобно шутил, что на Италию действительно можно положиться: нет никаких сомнений в том, что свои союзнические обязательства она не выполнит. Английский историк Сэмюэл Уильямсон на основании анализа австро-венгерской дипломатической корреспонденции первой половины 1914 года даже пришел к заключению, что «ни одна проблема, включая Сербию, не занимала Вену в последние месяцы перед сараевским покушением до такой степени, как албанский вопрос и обусловленная им нелояльность итальянцев»[112]. Впрочем, поведение Италии в Албании было следствием, а не причиной «нелояльности» Рима. Причины заключались в давней, исторически обусловленной неприязни Италии к Габсбургам.

Главной головной болью императорских дипломатов все-таки нужно считать Сербию. Дополнительным фактором беспокойства для Австро-Венгрии в 1913–1914 годах стали упорные слухи о готовящемся объединении Сербии и Черногории, что привело бы, с точки зрения венских правящих кругов, к еще большей изоляции монархии на Балканах. Сербская проблема имела более длительную историю, чем албанская, и к ней в Вене как будто успели привыкнуть. Тем не менее ни Мачеко, ни его шеф, ни сам император не питали в 1914 году иллюзий относительно характера австро-сербских отношений и той опасности, которую представляют для монархии великосербский проект и панславизм. Корни этой опасности австро-венгерские политики видели, однако, не в Белграде, а в Петербурге, полагая, что самоуверенная политика Сербии в значительной степени обусловлена поддержкой со стороны России.

Мачеко считал, что агрессивность России, которую он усматривал в ее стремлении расширить сферу своего влияния на Балканах, окончательно вытеснить из региона Австро-Венгрию, не говоря уже о Турции, и в конечном итоге овладеть выходом в Средиземное море – все это обусловлено ходом самой истории Российской империи: «Если мы посмотрим на развитие России в течение последних двух веков, колоссальный рост численности ее населения, территории, экономической и военной мощи и примем во внимание тот факт, что эта великая империя… по-прежнему отрезана от свободных морей (т. е. Средиземноморья и Атлантики. – Я. Ш.), можно понять, почему русская политика уже давно носит… столь агрессивный характер». Поэтому, заключал австрийский дипломат, «в общих интересах [дунайской] монархии и Германии… вовремя дать отпор такому развитию ситуации [на Балканах], которое поддерживается Россией, поскольку позднее было бы уже невозможно предотвратить подобное развитие».

По мнению Сэмюэла Уильямсона, «благодаря французским финансам и британской снисходительности Санкт-Петербург проводил агрессивную политику на Балканах… Ни Вена, ни Берлин не могли игнорировать тот факт, что Россия кое-что знала о заговоре (против Франца Фердинанда; никаких подтверждений этого «знания» Уильямсон, впрочем, не приводит. – Я. Ш.) или по меньшей мере помогла создать атмосферу, в которой подобный террористический акт мог стать актом государственной политики (очевидно, сербской; однако доказательства прямой причастности сербского правительства к сараевскому убийству так никогда и не были найдены. – Я. Ш.). Русская угроза в гораздо большей степени… предопределила реакцию [Австро-Венгрии и Германии] на случившееся в Сараево, чем англо-германское морское соперничество или даже австро-сербский антагонизм»[113]. Для того чтобы проверить основательность этого утверждения, а также понять, почему в роковые дни, последовавшие за убийством эрцгерцога, Вена и Берлин, Петербург и Белград, Париж и Лондон действовали так, а не иначе, и почему эти действия в конечном итоге привели к мировой войне, стоит взглянуть на расстановку геополитических сил, сложившуюся к июлю 1914 года. Взглянуть – и попытаться по возможности непредвзято проанализировать позиции сторон.