Австро-Венгерская империя

В 1896 году адъютант принца Генриха (брата Вильгельма II) Мюллер составил для своего шефа служебную записку, в которой обосновал два тезиса. Первый – война с Британией без предварительного надлежащего роста германской военной мощи, прежде всего на морях, потребовала бы объединения усилий Германии с рядом других держав, в том числе с Россией. Второй – такая ситуация даже в случае победы не принесла бы Германской империи больших выгод, поскольку при этом «Германия дорого платит за право иметь колонии и получает взамен чудовищное усиление России». Против сближения с Россией выступал и адмирал Альфред фон Тирпиц, ставший инициатором и вдохновителем программы обновления кайзеровского флота. Однако поскольку перспективы отношений с Англией были по-прежнему неясны, немецкая дипломатия на рубеже XIX–XX вв. предпочитала вести по отношению к России сложную игру, в которой союз двух держав все-таки рассматривался в качестве одного из возможных вариантов развития событий. Бернгард фон Бюлов, канцлер Германии в 1900–1909 годах, писал: «Отношения с Россией остаются первым пунктом нашей внешней политики… Считаю полезным улучшение [этих] отношений».

Более того: в июне 1905 года, во время встречи с Николаем II на яхтах в балтийском Бьёрке, кайзеру удалось убедить царя подписать новый союзный договор. В пункте первом этого документа говорилось о том, что каждая из сторон обещает, в случае нападения на другую сторону, прийти на помощь своей союзнице в Европе всеми сухопутными и морскими силами. Далее отмечалось, что обе державы в таком случае обязуются не вступать в сепаратные соглашения с противником одной из них. При этом Россия брала на себя обязательство не сообщать Франции о подписанном соглашении до его вступления в силу. Этот момент, в свою очередь, должен был наступить только после подписания мирного соглашения между Россией и Японией, которые находились тогда в состоянии войны. Стремясь преодолеть колебания нерешительного царя, Вильгельм II даже пообещал сколотить «континентальный альянс», присоединив к союзу Германии и России… Францию, что, учитывая характер франкогерманских отношений, было совершенно нереально. Это вскоре поняли и в Петербурге, и в ноябре 1905 года Николай II предложил германскому императору дополнить договор поправкой, согласно которой его первая статья не вступала в силу в случае войны Германии с Францией. Это не устраивало Берлин, и Бьёркский договор в конце концов так и остался пустой декларацией.

В первые годы XX века, с одной стороны, понемногу сглаживались противоречия между Россией и Великобританией из-за соперничества в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, которые ранее несколько раз ставили обе державы на грань войны. С другой стороны, в Берлине больше не разделяли мнения Бисмарка о том, что «весь восточный вопрос не стоит костей и одного померанского гренадера». Активность Германии на Балканах и Ближнем Востоке возрастала, что беспокоило как Великобританию, так и Россию. В этом отношении политику Германской империи можно назвать близорукой: немцы сами подталкивали своих западных и восточных соседей друг к другу.

Внешнеполитический курс Берлина по отношению к Российской империи строился на желании оттеснить русских подальше от европейских дел, заинтересовав их колониально-экспансионистскими проектами на Ближнем и Дальнем Востоке, где интересы России неизбежно пересекались с британскими, что было выгодно Германии. В мае 1912 года во время очередной русско-германской встречи на высшем уровне Вильгельм II вступил в длительную беседу с министром иностранных дел России Сазоновым, которому, по воспоминаниям последнего, в частности, сказал: «Желтая опасность не только не перестала существовать, но стала еще грознее прежнего и, конечно, прежде всего для России… Вам остается только одно – взять в руки создание военной силы Китая, чтобы сделать из него оплот против японского натиска… Задачу эту может взять на себя одна только Россия, которая к тому предназначена, во-первых, потому, что она более всех заинтересована в ее выполнении, а во-вторых, потому, что ее географическое положение ей прямо на нее указывает»[123]. На это русский дипломат возразил императору: «Россия граничит с Китаем на протяжении приблизительно восьми тысяч верст, и… одного этого обстоятельства достаточно, чтобы она не стремилась к созданию на своих границах… могущественной иноземной силы, которая могла бы легко обратиться против нее самой»[124].