Австро-Венгерская империя

Несмотря на попытки найти общий язык с Россией, германский генеральный штаб давно учитывал возможность одновременной войны на западе и востоке. Из этого исходил «план Шлиффена», в соответствии с которым действовали германские войска в начале Первой мировой войны. В качестве главного противника Германии генерал-фельдмаршал фон Шлиффен, занимавший до 1906 года должность начальника генштаба, рассматривал Францию. «Германия должна сосредоточиться на одном неприятеле, – писал он, – самом сильном и опасном, каковым [для нее] может быть только Франция». России отводилась роль второго противника, активные действия против которого могли быть развернуты только после разгрома Франции. Такой подход объяснялся не только чисто военными соображениями, но и тем, что в Берлине понимали: непосредственных поводов для военного столкновения у Германии и России почти не было, даже если учитывать описанную выше активность немцев на Балканах и Ближнем Востоке и ряд экономических противоречий между двумя странами.

Сам по себе достаточно справедлив риторический вопрос современного российского историка: «Какие у России с Германией (не Австро-Венгрией) были такие уж острые разногласия, чтобы из-за них хвататься за оружие? По существу, никаких»[125]. Можно сказать, что обе державы стали в какой-то мере жертвами заключенных ими союзов с третьими странами: Германия – с Австро-Венгрией, Россия – с Сербией и Францией. После сараевского убийства, когда стало ясно, что в Вене намерены во что бы то ни стало примерно наказать Сербию, Германия была вынуждена поддержать своего союзника, т. к. разрыв с дунайской монархией, как уже не раз говорилось, грозил бы Берлину политической изоляцией. В свою очередь Россия, оставаясь на протяжении четверти века верной союзу с Францией, обрекла себя на неприятельские отношения с Германией, поскольку разрешение германо-французских противоречий мирным путем после 1870 года не представлялось возможным.

Рассуждения о том, кто более всего виновен в том, что соперничающие державы наконец сошлись в решающей схватке, представляются непродуктивными. Давно уже поставлен под сомнение тезис, выдвинутый в 1960-е годы немецким историком Фрицем Фишером, о намеренном планировании Германией европейской войны как следствии Weltpolitik, развернутой Берлином при Вильгельме II. Безусловно, Германия активно боролась за укрепление своего положения среди великих держав, но эти усилия были ничуть не интенсивнее, чем, к примеру, политика Франции, направленная на формирование прочного антигерманского союза с Россией и Великобританией, или стремление России к доминированию на Балканах. Категорические заявления о том, что «июльский кризис (а значит, и Первая мировая война. – Я. Ш.) был инициирован политикой Австро-Венгрии и Германии»[126], столь же далеки от истины, как и утверждения прогермански настроенных историографов, обвиняющих в разжигании Великой войны исключительно Россию и ее клиента Сербию.

Немецкая сатирическая карта Европы времен Первой Мировой войны

Главная «вина» Германии заключалась в том, что ей удалось победить Францию в войне 1870–1871 годов, нажив себе тем самым смертельного и непримиримого врага. Именно франко-германское противостояние стало фактором, оказавшим влияние почти на все политико-дипломатические комбинации в Европе конца XIX – начала XX века. Разгром армии Наполеона III при Седане оказался первым ходом в колоссальной шахматной партии, завершившейся в июле 1914 года матом всему «европейскому концерту держав».

* * *

Россия. Событием, оказавшим решающее влияние на формирование внешней политики России в конце XIX – начале XX века, стал Берлинский конгресс 1878 года, на котором империя Романовых лишилась многих плодов победы над Турцией, а значит – не смогла добиться положения державы, однозначно доминирующей на юго-востоке Европы. Это дипломатическое поражение привело к резкому ухудшению отношений с Австро-Венгрией, которая стала восприниматься в Петербурге как основной соперник России в борьбе за Балканы. Неспособность обеих держав достичь компромисса в балканском вопросе, несмотря на временное улучшение русско-австрийских отношений в 1897–1908 годах, вызвала трения между Россией и Германией как союзником дунайской монархии. Это, в свою очередь, способствовало дальнейшему сближению Петербурга с Парижем, а затем и с Лондоном, и окончательному расколу Европы на два военно-политических блока. Таковы были для России основные долгосрочные политические факторы, предопределившие в конечном итоге ее участие в Первой мировой войне.