Автобиографические записки.Том 1—2

Полдороги лило, но после — упоительно, облачно и бесконечно красиво. Особенно живописно, когда подъезжаешь к Орвието и дальше к Киузе и Орте. Едем по берегу Тибра. Деревья высокие, длинноногие, вроде тебя. Они обвиты ползучими растениями, и только наверху шапка зелени. А сквозь них видны река и далекие горы. Все зелено, ярко, свежо. Акации уже отцветают. Становится жарко. Солнце ярко светит, облака высоко в небе. Тебя мне не хватает. На хороший конец еще 25 дней тебя ждать. Сегодня мне все время в дороге хочется плакать. Не знаю почему. Должно быть, по тебе скучаю. Хочу тебе бросить письмо сейчас по приезде в Рим, чтобы не лишать тебя моего приветствия и поцелуя…»[485]

Мы поселились на Пьяцца дель Пополо, у самого подножия Пинчио. В Риме, как и во Флоренции, я служила маме проводником. Мне казалось, что я знаю Рим. Но, конечно, мои знания города, такого, как Рим — сложного и обширного, — были поверхностны и далеко недостаточны.

Во время моей жизни в Риме в 1903 году у меня были любимые, избранные места, любимые художники. Все это я собиралась показать маме. Но меня ожидали большие огорчения. За годы 1903—1911-й в Риме произошли многие и неприятные перемены. Старые и особенно узкие улицы были уничтожены, и вместе с ними погибли многие живописные, характерные итальянские старинные дома. Но особенно меня поразил своим безвкусием вновь построенный памятник Виктору Эммануилу и Объединению Италии в смысле размеров, архитектурного замысла и исполнения. Памятник неприятного белого цвета и резко рисуется на фоне старинных домов, покрытых от времени живописной патиной. Нелепые колонны памятника напоминают трубы органа. Скульптура ужасна.

«…Пишу тебе из Рима, где я живу уже вторую неделю. Сегодня мама уехала назад в Россию, и я стала несколько свободнее, но зато и более одинока. Только через двенадцать дней приедет сюда Сережа. Милый мой, единственный друг! Какая разница с тем нашим путешествием. Несмотря на все, что „теперь“, все-таки то было самое счастливое время из всей моей жизни.

Обошла наши любимые места. На всех подумала о тебе. Была на нашем милом Кампидоглио.

Не раз я очень огорчалась. На Пьяцца Венеция уничтожен дворец Торлония и корсо Рипреса дель Барбари. Это для того, чтобы открыть площадь и перспективу для современного памятника королю Эммануилу. Этот памятник нелеп, бездарен и виден отовсюду[486]. Он совершенно задавил Капитолий, который кажется маленьким, мизерным и где-то у него под боком. Кроме того, ты помнишь на Пьяцца Венеция палаццо Венеция, дворец XV века с зубцами? Так у него для той же цели снесли целый громадный флигель, и от дворца мало что осталось. Потом нашу милую вонючую улицу дель Тритоне расширили, выровняли, дома свалили и построили громадные гостиницы, магазины и всякую такую дрянь.

Колизею целый новый бок приделали, но это его не очень портит. Термы Каракаллы, Палатин — это все по-старому.

Здесь все прекрасно — природа, цветы, небо и много изумительных памятников старины. Все прежнее, а у меня радости нет. Может быть, мне скучно без тебя и Сережи? Маме здесь не очень нравилось. Я даже подозреваю, что она рада была отсюда уехать. Все побранивала, итальянцы ей не нравились, кухня — тоже. А меня это огорчало, и волновала мысль, что мама не получила того, что ожидала от этой поездки.

Я еще ни разу не могла работать и предаться чистому и полному наслаждению, такому наслаждению, когда забываешь все мелочи жизни, а только впитываешь одну красоту. Многое мешало. Теперь, когда мама уехала, когда у меня меньше забот, я, может, и смогу начать работать и наслаждаться всем окружающим.

А вилла д’Эсте — все та же. Я очень боялась ехать туда, думала: „Вдруг в ней разочаруюсь, как зрелый человек и много после видавший, а мне это было бы грустно“. Но нет! Дивно хороша, волшебна, упоительна, сказочна! Мы с мамой провели там часов пять и не хотелось оттуда уходить. Я нашла ее еще более красивой, чем раньше. Теперь оценила еще выше ее конструктивный ансамбль…»[487]

* * *

Все это время готовилась международная выставка искусств. Ее вот-вот должны были открыть. Я не знала, как мне попасть на ее открытие. Мне этого так хотелось! Но счастливый случай мне помог. Возвращаясь с почты, я случайно встретила А.Н. Бенуа. Мы оба обрадовались встрече. Так как не знали — кто где находится. Он обещал провести меня на ее открытие.

Выставка открылась, но наш русский павильон был еще не готов, и его открыли несколько дней спустя. Строил его молодой, талантливый архитектор В.А. Щуко в стиле классицизма[488]. Здание было очень красиво. Его окрасили в желтый и белый цвета. Был он лучший (совершенно объективно) из всех павильонов на выставке. При открытии В.А. Щуко очень волновался, по молодости лет и по большой требовательности к себе. Он был почему-то неспокоен за полы и просил нас, смущенно смеясь, когда мы при открытии будем ходить по залам, не группироваться на одном месте.