Автобиографические записки.Том 1—2

Я стремилась к живописи, к краскам. Работала много, но мои масляные вещи меня не удовлетворяли. В них не было ничего нового, самобытного. То, что я восприняла от Уистлера, я не в силах была приложить к масляной живописи. Мешали мне прежние традиции и старые навыки. И я бросилась в сторону цветной гравюры — в ней для меня была полная свобода действий. Ничто меня в ней не связывало, и я мою жажду к живописи начала удовлетворять в цветной гравюре, открывая там новый путь. Мне легко было проводить в ней принципы, преподанные Уистлером. Законы светописи, пятна, воздушная пространственность — все, все, чему он учил меня, я легко применяла к новой, незнакомой для Ворота в Павловском парке. меня области искусства. Я по 1903 совести могу сказать, что в цветной гравюре на меня имел исключительное влияние Уистлер. За 1902 годя сделала ряд гравюр в черном, навеянных Павловским парком: «Экслибрис Лили», «Ворота в Павловском парке», «Сломанная ель», «Турецкая беседка», «Набросок». Под влиянием Крыма — «Кипарисы на кладбище». Из цветных гравюр: «Летний сад», «Зима с желтым небом», «Ветка», «Волна», «Павел I».

 

«Летний сад» я работала с огромным увлечением. Мне нравилась тема. Рисунок веток и танец снежинок между ними. Иногда я ее печатала в серебристо-серых тонах, как бы подернутую легким туманом. Иногда я делала небо более светлым, как будто сейчас проберется солнце, и стволы деревьев печатала темнее, и получался более веселый, бодрый пейзаж. Я любила эту гравюру.

Много возилась я с гравюрой «Павел I». Никак не удавалось выразить то, что хотелось. Мрачная фигура Павла, трагичная и жалкая на фоне сияющей солнечной природы, и темные грозовые тучи, собирающиеся на небе. Одновременно с работой по цветной гравюре шла у меня борьба по усвоению акварельной техники. Об этом я уже упоминала.

* * *

Александр Николаевич Бенуа владел театральным гением, или, наоборот, театральный гений владел им. Бенуа с необыкновенным пылом и страстью интересовался театром и, как во всех областях культурной жизни страны, стал принимать и в театральном искусстве самое близкое участие. Его музыкальность, абсолютный слух, огромный творческий темперамент давали ему возможность в этой области проявить свою богатую, тонкую, художественную культуру.

В конце января 1903 года шла опера Вагнера «Гибель богов». Эскизы декораций и костюмов делал Александр Николаевич. В постановке ее он принимал живейшее участие. Декорации были написаны К.А. Коровиным[315]. Я помню, как вся наша компания была на первом представлении. В партере виднелось много знакомых и выдающихся художников, литераторов, артистов. Я была в ложе с Анной Карловной, и с нами сидели Сомов, Лансере и Нувель. Александр Николаевич то и дело убегал из ложи за кулисы, когда замечал какие-нибудь неполадки. Мы все волновались. Но декорации были очень красивы и живописны, костюмы характерны и выразительны. Исполняя эскизы к этой опере, Александр Николаевич стремился преодолеть рутину и шаблон постановок в Байрейте[316] и за границей. Его декорации, исполненные таким мастером живописи, как Коровин, производили впечатление большой убедительности и правды. Моментами зритель совсем забывал, что это театральное «действо». Ему казалось — реальная жизнь проходит перед его глазами.

Сцена, когда убитого Зигфрида несут в лесу под звуки погребального величественного марша, вызывала мурашки в спине, и слезы закипали на глазах. Сцена гибели богов и Валгаллы была сделана ярко и сильно.

Кроме этой оперы, Александр Николаевич в последующие годы создал целую серию блестящих спектаклей: «Павильон Армиды», трагедия Грильпарцера — «Праматерь», балеты «Жизель», «Петрушка», комедии Мольера: «Тартюф», «Брак поневоле», «Слуга двух господ», комедия Гольдони — «Хозяйка гостиницы», опера «Пиковая дама» и т. д.[317]

По этому бесконечно разнообразному его репертуару можно судить, как велик был диапазон его творчества. Какой неиссякаемый источник фантазии был в душе этого замечательного художника!

Другие члены общества «Мир искусства» также участвовали в театральной жизни страны, доводя оформление пьес до высокого совершенства. Бакст дал «Фею кукол», «Ипполита» и «Эдипа в Колоне». Балет «Фею кукол» я особенно любила. С необыкновенным вкусом и с неисчерпаемой живописной фантазией исполнены декорации этого балета и особенно костюмы кукол. Они были верхом красоты и грации. Каждая балерина казалась очаровательной, и в их костюмах чувствовалась любовная забота художника, проявленная им до последних мелочей.