Автобиографические записки.Том 3

Несколько раз ездила в Институт экспериментальной медицины имени Максима Горького (ВИЭМ). Сотрудники Ивана Петровича Павлова просили меня сделать для их библиотеки книжный знак[125] и изобразить на нем здание института, которое частью помещалось в загородном старинном особняке.

Вспоминаю, какую я сделала невольную, но большую оплошность при моем втором посещении ВИЭМ. В первый раз, когда я была, мне показывали помещение, где сотрудники проводят опыты на собаках. Рассказывали про опыты, которые они проделывают, показывали комнату, абсолютно изолированную от малейших звуков, и собак, у которых было вынуто одно полушарие головного мозга. Сторож при мне приводил этих собак для опытов. Мы сговорились, что на следующий день к такому-то часу я приду в определенную комнату и оттуда меня проводят в помещение, откуда я смогу рисовать. Была зима, и работать на воздухе не было возможности. На следующий день я приехала вовремя, разделась внизу и прошла в назначенную комнату. В ней я никого не встретила и потому решила подождать. Прошло полчаса — никого. Прошел час. Мне надоело ждать, и я решила тихонько постучать в соседнюю дверь, предполагая, что обо мне забыли. Какой же от этого произошел переполох! Научные сотрудники стали выходить один за другим в комнату, где я была, говоря мне, что, постучав и нарушив тишину, я испортила им все опыты за целый день. Я не знала, куда мне деваться от огорчения и смущения, видя у всех недовольные лица…

Книжный знак этот я вырезала на четырех досках. Еще сделала гравюрой портрет Льва Николаевича Толстого в характере «кьяроскуро», в две доски.

Повторила мою старую гравюру «Фейерверк в Париже 14 июля», доски которой я когда-то уничтожила. Вырезала ее на трех линолеумных досках. В сравнении с прежней сделала ее немного выше и прибавила в ней дождь падающих белых огоньков. Вырезала на линолеуме в черном гравюру «Два дождя». По дороге идет женщина, погода бурная, сильный ветер и дождь, падающий из двух туч[126].

Когда я окончила гравюру и отпечатала, то увидела, что на гравюре верхушки деревьев гнутся от ветра в одну сторону, а дождевые струи падают в другую, навстречу ветру. Это было нелогично и недостаточно мною продумано. Что мне оставалось делать? Вырезать гравюру второй раз, уже не нарушая законов природы… Я так и сделала.

Вспоминаю, как в одно из воскресений я и Сергей Васильевич поехали на Острова. Был декабрь месяц. Солнечный день, и все покрыто густым инеем. Деревянный Елагинский мост, его сваи, устои, перила, весь его рисунок, все его линии были не темные, а серебристо-белые. Это было очень странно и красиво. Сейчас же принялась рисовать, а Сергей Васильевич терпеливо прохаживался по берегу реки.

Из встреч и знакомств в те годы хорошо запомнился мне вечер, проведенный у художника Вениамина Павловича Белкина. Там я встретилась в первый раз с писателем К.А. Фединым, его женой и с поэтом Анной Андреевной Ахматовой. Федин привлекательный человек. Умное симпатичное лицо, серые хорошие глаза. Ахматова произвела на меня приятное впечатление, даже чарующее. Она в натуре гораздо лучше всех своих портретов. Форма головы прекрасна и посадка ее. Линия шеи тоже очень красива. «Хорошо бы сделать ее портрет», — думала я, но не посмела ее об этом попросить.

Очень приятны для меня были парочка Радловых — Надежда Константиновна и Николай Эрнестович. Пианистка Сарра Семеновна Полоцкая превосходно играла Шопена, Листа и Вагнера. Мила и ласкова была хозяйка дома Вера Александровна. У них нам было уютно и тепло…[127]

* * *

В последние годы Сергей Васильевич при усиленной, напряженной работе нуждался в регулярном отдыхе на свежем воздухе, и потому мы часто ездили в наше любимое Детское Село. Мы проводили там каждое воскресенье, а иногда, хотя и очень редко, прихватывали соседний день — понедельник или субботу. Ездили, невзирая ни на какую погоду.

Такое было счастье попадать на лоно природы, которую мы оба страстно любили.

Дневник от 20 января 1929 года

«…Сегодня с Сережей уехали в Детское Село. Вагон был переполнен, и все проходы были забиты народом. Когда мы вышли из душного вагона на площадь перед вокзалом и оглянулись вокруг, мы были восхищены природой, встретившей нас в этот день.

Деревья в городке и парке были в густом инее. Они казались воздушными облаками, спустившимися с неба и зацепившимися за крыши домов, за трубы. И все кругом так спокойно, молчаливо, величаво.

Так бело, так чисто.

Внутреннее напряжение и утомление, с которым мы приехали, как-то смягчается, сглаживается, пропадает.

Постепенно забываешь, что оставил за собой, и только смотришь, смотришь с раскрытой душой. Сплошная везде феерия…»