Автобиографические записки.Том 3

Я шла по Ломанскому переулку, вдоль которого тянулся ряд молодых деревьев. Газон между деревьями был обработан под огороды жильцами соседних домов. И несмотря на раннее утро и ночную тревогу, среди гряд уже спокойно копошились люди. Кто поливал, кто полол, кто окапывал гряды. Деловито, сосредоточенно, упорно.

Но как город сейчас изменился! Его характер, его стиль. В его величии, в его пленительной суровости остро чувствовалась напряженность, большая настороженность и больше… страстная ненависть к врагу. Он весь ощетинился и как бы говорил: «Ну, попробуй меня взять! Только попробуй!»

Окна нижних этажей были заложены кирпичом, но с амбразурами. Из них в любую минуту могла вылететь огневая пулеметная очередь.

Под деревьями, из-под земляного холма выглядывали жерла орудий, могущих при надобности стрелять вдоль всего проспекта. А несколько дальше высокая баррикада перегораживала дорогу на Клиническую аллею с ее чудесными липами. Баррикада состояла из толстых бревен, из кусков стальных рельс, железных кроватей, садовых решеток и всякого железного лома.

Она угрожающе дыбилась вверх. На многих стенах домов надпись синей краской: «Граждане, при артобстрелах эта сторона улицы наиболее опасна!»

Улицы были пустынны до странности, до жути. Не было прохожих, не было видно детей. Только несколько женщин с бледными, истощенными лицами, пригнувшись к земле, рвали зеленые побеги молодой крапивы. Такая радость после тяжелой зимы собирать эту нежную травку и варить из нее вкусные щи!

Вышла на набережную. Первый взгляд направо — виден ли шпиль крепости? Он есть, он цел и по-прежнему тонким лезвием устремляется в небо. Нева спокойно и быстро, как всегда, несет свои воды. Мелкая рябь играет на воде, точно тысяча серебряных рыбок резвится на ее поверхности.

Чудесный прохладный ветерок несет запах с моря. Светлое, весеннее небо отражается в воде. Множество чаек летает над рекой. Они описывают в воздухе большие плавные круги, то совсем низко летя над поверхностью, то подымаясь в вышину. Их крылья, освещенные солнцем, иногда ярким белым штрихом блеснут на фоне неба и воды.

Недалеко от набережной тихонько качалось на воде громадное судно. Его, видимо, не успели окончить, помешала война. Оно было пришвартовано толстыми канатами к тяжелым кольцам набережной. Судно бросало на воду темную тень. Светлая рябь набегала на нее, но, не преодолев ее темноты, потухала. Нос судна высоко дыбился к небу.

Но скоро тишина и покой были нарушены. Завыла сирена, начали стрелять зенитки. Налет происходил в районе Невы, но далеко, за Литейным мостом. Видно было, как иногда бомбы падали в воду, и тогда внезапно взлетал фонтан брызг.

Я подошла к гранитному парапету набережной, рассчитывая хоть немножко, несмотря на налет, посидеть в углу ее, на скамейке. Скоро какой-то тихий шум привлек мое внимание. Заглянув за перила, я неожиданно увидела внизу у основания набережной, на гранитной дорожке, идущей у самой воды, большую группу ребят. Было их очень много и разного возраста. Они удили рыбу. Их удилища и лесы шли длинной вереницей, и даже когда из-за поворота набережной самих рыболовов не было уже видно, то удочки и лесы выглядывали далеко на фоне воды.

Было воскресенье — день свободный от работы. Они сосредоточенно и тихо сидели, кто на корточках, кто по-турецки, и смотрели не отрываясь на свои поплавки. Два мальчугана поменьше, лет восьми, вертелись около ведерок, где плескалась пойманная рыба.

А налет все усиливался. Чаще и ближе падали бомбы. Ребята, казалось, ничего не видели и не слышали, так спокойно и сосредоточенно продолжали они сидеть и удить.

Наконец, я не выдержала и крикнула им сверху: «Ребята! Что вы там сидите?! Слышите — налет! Сейчас же уходите!»

«Слы-ы-ши-м! Не в нашем ква-адра-ате!» — крикнули они мне в ответ и продолжали удить.

Но не прошло и пяти минут, как они, забрав свои удочки и ведерки, смеясь бежали и я с ними к широким дверям Военно-медицинского госпиталя* Там мы укрылись, пережидая налет.

У меня было время их хорошенько рассмотреть. Славные, простые, хорошие лица. Широкие, вихрастые, с темными, серьезными, не по годам, глазами. И к сожалению надо сказать, мальчуганы были бледные, худые, истощенные. Между ними чувствовалось старшинство двух мальчиков, которые держали всех в порядке. Распорядились сложить удочки в одно место, в сторону прибрать ведерки и что-то стали им говорить, собрав их в кружок. Никакой паники, никакого страха. А ведь над нами бушевал сильнейший налет. Бомбы падали совсем близко, на набережной, перед госпиталем, оконные стекла которого засыпали панель.

Но наконец, огневая буря пронеслась. Зазвучал райской музыкой отбой. Рожи у ребят расплылись в улыбки, и, схватив свои удочки и ведра, они весело помчались по набережной, потом вниз, на свои прежние места. А я думала: «Вот какая смена нашим героям растет у нас! В них мужество, терпение и геройство заложено с рождения».

Еще приведу пример, когда мальчик показал редкий для ребенка высокий духовный подъем, любовь и заботу к страдающему человеку.