«…Обстреляли весь город, все районы, но больше всего центр города. Двести тридцать семь снарядов было сброшено на Ленинград. Сейчас фашисты стреляют из более тяжелых орудий. Прежде снаряд редко пробивал кирпичную стену, а сейчас он сносит целые дома. Если же падает сверху (что сейчас бывает очень часто), пробивает, как фугасная бомба, крышу и все этажи донизу.
За эти дни погибло очень много граждан, так как фашисты стреляли в идущие переполненные трамваи, в людей на трамвайных остановках…»
«…Ходила гулять с маленьким Вовой (шестилетний воспитанник нашего дворника). Дошли до Невы, до Литейного моста, но повернуть направо и пойти по набережной нас не пустили. Шли вдоль госпиталя. Он сильно разрушен. Во многих местах нет крыши и сводов, а также задней стенки госпиталя и некоторых поперечных стен. Фасадная стена стоит. Одним словом, он очень пострадал, так же как и Инженерный замок.
Слезы кипят на душе! Зачем? Почему? Когда конец нашим страданиям?! Когда были у госпиталя, начался обстрел. Пришлось прибавить шагу, тем более что со мной не было документов…»
«…Сегодня я уже работаю в своей мастерской. Зимнее заточение окончилось. Мой стол, диван переехали на свои обычные места. Стало не так душно в спальне. В мастерской я могу больше и свободнее двигаться. Это хорошо…
Вчера ездила в банк. Наблюдала по дороге за народом. Восхищалась, гордилась и удивлялась внутренней и внешней дисциплине ленинградцев… Когда мы, возвращаясь, ехали по Литейному мосту и были почти на середине Невы, мы вдруг услышали, как на наш трамвай внезапно посыпался свинцовый дождь, точно горох трещал по крыше и по стенкам. Не то шрапнель, не то зенитные осколки падали на нас. За шумом трамвая мы не слышали летящих самолетов. В трамвае было человек десять, не больше. Все как-то съежились и скорчились, но никто не сказал ни слова, не издал ни звука. Все держали себя стойко и выдержанно, хотя, я думаю, на душе у всех было неприятно и жутко.
Мало смеющихся лиц. Только дети, бегущие по улицам, беззаботно хохочут, перегоняя друг друга.
Две ночи подряд были воздушные тревоги. Силою воли я заставляю себя оставаться в кровати.
Слышала, как над нами крутился вражеский бомбардировщик. Иногда он переставал шуметь, выключая свой мотор. Но по зениткам, хлопающим по нему, можно было судить приблизительно, где он.
Вчера тревога продолжалась с семи часов утра и до трех часов дня. Все магазины и все булочные были закрыты, хлеба нельзя было купить до трех часов дня. Ходить по улицам тоже не позволялось. Кроме того, все должны носить с собой противогазы, которые довольно тяжелы. И сейчас тревога. У меня в квартире нет воды. Я в верхнем этаже, надо мной чердак и пробитая осколками крыша. И в обоих этажах я одна. Соседей рядом со мной и подо мной — нет. Они давно улетели. И если зажигательная бомба пробьет нашу крышу и потолок и вызовет пожар, то я не смогу потушить его. Нечем! Голыми руками не потушишь!
Враг, видимо, стремится измотать наших летчиков, зенитчиков и артиллеристов, так как обстреливает днем и ночью, без передышки. Гражданское население очень утомлено.
Да вот сейчас — день. В небе — буря. Моторы наших самолетов и шипение немецких перемешиваются между собой. В небе пулеметная и пушечная стрельба. Идет бой между нашими и немецкими самолетами, так как зенитки не стреляют. И одновременно идет обстрел.
Несмотря на смерть, которая стережет человека со всех сторон, люди не обращают внимания на окружающий кошмар. В окно я вижу, как напротив, за решеткой, около здания кафедры анатомии Военно-медицинской академии четыре раненых пилят дрова, бегают санитарки, проходят больные, врачи… А бомбы где-то падают одна за другой.
Я тоже, беря пример с окружающих, сижу за столом и работаю. Окно настежь открыто. Небо синее, весеннее. Ярко-зеленая трава. Деревья покрыты молодыми листьями. А мы в таком аду!»
«…Три недели пролежала больная. Плеврит после воспаления легких. Плоховато работало сердце. Ну, конечно, магическое средство — сульфидин — прервало воспаление легких, но не справилось с плевритом. Остатки его и теперь еще дают себя знать. Не работаю. Все валится из рук.
Последние дни, начиная с 21 июня, у нас очень неспокойно. Постоянные налеты днем и ночью изматывают наших летчиков и зенитчиков. А сегодня был обстрел из тяжелых орудий центра города и продолжался довольно долго».