Автобиография

Той более ранней договоренностью, о которой я говорил Чайковскому, было приглашение выступить в роли председателя на первом собрании ассоциации, которая была основана пять месяцев назад в интересах взрослых слепых. Мы с Джозефом Х. Чоутом очень хорошо провели там время, и я ушел убежденный, что это превосходное начинание будет процветать и принесет обильные плоды. Оно сделает для взрослых слепых то, что конгресс и несколько законодательных органов делают так преданно и энергично для наших бандитских железнодорожных корпораций, наших прогнивших говяжьих трестов, наших обширных воровских притонов страховых магнатов – словом, для всех без разбора мультимиллионеров и сфер их деятельности, а именно: покровительствуют им, бдительно заботятся о них, оберегают их от бед на манер Провидения, обеспечивают и повышают их процветание. В штате Нью-Йорк проживает шесть тысяч зарегистрированных слепых, а также примерно тысяча таких, которые не были выявлены и зарегистрированы. Имеется от трех до четырех сотен слепых детей. Штат ограничивает свою филантропию только ими. Он учит их читать и писать, кормит их и дает им приют. И, конечно же, он их люмпенизирует, потому что не доставляет им возможностей самим зарабатывать себе на жизнь. Поведение же штата в отношении взрослых слепых – а этому поведению подражают власти большинства других штатов – просто позорно. За пределами приютов для слепых взрослому слепому приходится туго. Он живет только за счет благотворительности сочувствующих, если не имеет родственников, способных его поддержать, и время от времени, в качестве благодеяния, штат протягивает свою милостивую руку и переносит его на остров Блэкуэлл, где скрывает среди тамошнего многочисленного населения, состоящего из воров и проституток.

Но в Массачусетсе, Пенсильвании и двух-трех других штатах уже некоторое время работают ассоциации, подобные этой, новой, образованной нами, которые поддерживаются исключительно частными жертвователями, и выполняемая ими работа и приносимая польза настолько прекрасны и значительны, что официальные отчеты этих организаций читаются как сказка. Представляется почти доказанным, что существует не так много вещей, выполняемых людьми зрячими, которых не мог бы освоить человек слепой и не мог бы выполнять их так же хорошо.

Вчера вечером на этом собрании должна была присутствовать Хелен Келлер, но она последние несколько недель больна и лежит в постели оттого, что переутомилась, трудясь на благо слепых, глухих и немых. Мне нет нужды подробно описывать, кто такая Хелен Келлер. Она сотоварищ Цезаря, Александра, Наполеона, Гомера, Шекспира и других бессмертных. Она и через тысячу лет будет так же известна, как сейчас.

Я помню, как мне впервые посчастливилось с ней встретиться. Ей тогда было четырнадцать лет. В один из воскресных дней, ближе к вечеру, она должна была присутствовать в доме Лоренса Хаттона, и туда же были приглашены двенадцать – пятнадцать мужчин и женщин, чтобы на нее посмотреть. Мы с Генри Роджерсом пошли вместе. Все гости собрались и некоторое время ждали. Вскоре приехала эта замечательная девочка со своей не менее замечательной учительницей мисс Салливан. Отрывистая речь Хелен полнилась радостными восклицаниями. Ни до чего не дотрагиваясь, ничего не видя и ничего не слыша, она, похоже, прекрасно ориентировалась в том, что ее окружает. Она сказала: «О книги, книги, так много, много книг. Как прекрасно!»

Гостей по одному подводили к ней и знакомили. Обмениваясь рукопожатиями с каждым, она протягивала руку и прикасалась пальцами к губам мисс Салливан, которая выговаривала имя этого человека. Когда имя было трудным, мисс Салливан не только произносила его, но и писала своими пальцами на ладони Хелен – видимо, стенографически, ибо стремительность действия наводила на такую мысль.

Мистер Хоуэллс сел подле Хелен на диване, и она приложила пальцы к его губам, а он рассказал ей довольно длинную историю, и можно было видеть, как каждая деталь повествования проникает в ее сознание, находит там отклик и отражается на ее лице. Затем я рассказал ей длинную историю, которую она то и дело прерывала, причем в нужных местах, смешками, хихиканьем и взрывами беззаботного смеха. Затем мисс Салливан приложила руку Хелен к своим губам и задала вопрос: «Чем знаменит мистер Клеменс?» Хелен ответила: «Знаменит своим юмором». Я скромно прибавил: «И своей мудростью». Хелен немедленно произнесла те же самые слова: «И своей мудростью». Я предполагаю, что это был случай мысленной телеграфии, поскольку она никак не могла знать, что я сказал.