Однако не нужно полагать, что божественная любовь позволяла моим недостаткам оставаться без наказания. О, Господь! С какой строгостью наказываешь Ты самого верного, самого любящего и возлюбленного из Твоих детей. Я не имею в виду внешнюю сторону, ибо это было бы невозможно в виду мельчайших ошибок в той близкой к абсолютному очищению душе. Наказания, которые она может навлечь на себя, являются скорее вознаграждениями и подкреплениями, чем наоборот. Действительно тот способ, посредством которого Он воспитывает Своих избранных, должен быть прочувствован, иначе будет невозможно осознать насколько этого наказания следует бояться. В своей попытке объяснить его я, возможно, буду выражаться невразумительно для многих, за исключением тех опытных душ, которые способны меня понять. Это нечто вроде внутреннего горения, тайный огонь, посланный Богом, чтобы удалить всякий недостаток. Он причиняет сильнейшую боль до тех пор, пока очищение не завершено.
Это похоже на вывихнутый сустав, который причиняет непрестанное мучение до тех пор, пока кость не вправлена на свое место. Эта боль настолько жестокая, что душа готова сделать все что угодно, дабы удовлетворить Бога за свой проступок, и скорее была бы рада быть разорванной на части, нежели переносить это мучение. Иногда душа стремится к другим и открывает себя, чтобы получить утешение. Но этим она разрушает Божье предназначение для нее. Крайне важно знать, какова польза от страдания. Все наше духовное продвижение зависит от него. В часы внутренних мучений, мрака и стенания мы должны сотрудничать с Богом, перенося это поглощающее нас терзание до его крайнего предела (пока оно продолжается), не пытаясь хоть как–то уменьшить или увеличить его. Переносите его пассивно,
Глава 12
Когда они приходили в ярость, хоть я и не находила ничего, что давало им к этому какой бы то ни было повод, я всегда просила у них прощения. Даже у девушки служанки, о которой я уже упоминала. Преодоление самой себя доставалось мне со многими терзаниями, особенно, что касается этой девушки. Она стала еще более дерзкой в этом отношении, укоряя меня в таких вещах, которые, казалось, должны были бы заставить ее краснеть и сгорать от стыда.
Так как она видела, что я больше ей не противоречила и ни в чем не противилась, она продолжала обращаться со мной еще хуже. И когда я просила у нее прощения, она говорила триумфально: «Я очень хорошо знала, что я была права». Ее надменность достигла такого уровня, на котором я не позволила бы себе обращаться даже с самым последним рабом.