Автобиография

Хельсинкский саммит 1975 года теперь рассматривается в благоприятном свете, потому что диссиденты из Советского Союза и Восточной Европы использовали его положения как программу, которую нужно было отстаивать в их долгой борьбе с коммунистическим государством. И действительно, то, что права человека становились предметом договорных обязательств, а не просто внутреннего закона, давало диссидентам средства для достижения цели, которые они в полной мере использовали. Их мужество, однако, мало что значило бы без последующего возрождения западной, особенно американской решимости и наращивания оборонных средств. Они остановили экспансию, которая давала советскому коммунизму психологический престиж исторической неизбежности, привели в действие внешнее давление на коммунистические режимы, сдвинувшее их с пути внутренних репрессий, и подбодрили пустившее ростки движение против коммунизма. Этот двойной захват – оживший Запад и диссиденты – более чем противостоял преимуществам, которые Советы получили в Хельсинки в виде возросшей легитимности и западного признания. Без этого Хельсинки был бы лишь еще одним шагом на пути к поражению.

Несомненно, самым важным заграничным путешествием, которое я совершила в 1975 году – возможно, самым значительным за все время моего пребывания на посту лидера оппозиции, – была сентябрьская поездка в США. Я уже, конечно, знала кое-что о Штатах, и я любила и восхищалась тем, что знала. Это, однако, было моей первой возможностью встретиться со всеми ведущими политическими фигурами, и сделать это на приближенных к равенству условиях. Мне было гарантировано пристальное внимание прессы, пусть даже по той печальной причине, что акции Британии редко опускались ниже, чем тогда. Американские газеты, журналы и телепрограммы концентрировались на стремительном падении британской экономики, увеличении силы профсоюзов, расширении социалистического государства и том, что было воспринято как крушение национальной самоуверенности. Помимо злорадства, также очевидной была неотступная тревога, что Америку, тоже страдающую от глубокого, хоть и отличного кризиса, ставшего следствием вьетнамских проблем и Уотергейтской травмы, могла постигнуть та же судьба.[38]

Гордон Рис прилетел раньше меня в Нью-Йорк, чтобы организовать встречи с прессой. Как раз перед моим отъездом из Лондона он позвонил и сказал, что ожидания моего визита так высоки, что первая речь, с которой мне нужно выступить – в Нью-йоркском институте социоэкономических исследований, – должна быть ударной бомбой, а не сдержанным выступлением, предваряющим главную речь в Вашингтоне, как то планировалось ранее. Я начала с того, что собрала бьющие в лоб американские комментарии о плачевном состоянии современной Британии и серьезно их рассмотрела. Затем привлекла внимание к тому, что я называла «прогрессивным консенсусом – доктриной, согласно которой государство должно активно и по всем направлениям продвигать равенство: в обеспечении общественного благополучия и перераспределении благосостояния и доходов». Затем следовал детальный анализ его результатов в виде завышенных налогов, подавленности частных предприятий, ограничения прибылей, обманутых инфляцией и негативными процентными ставками сберегателей и, очевидно, неумолимого роста расходов в государственном секторе.

Я немедленно была раскритикована лейбористским правительством за то, что пренебрежительно отзываюсь о Британии за рубежом. На самом деле сутью моего послания Америке о Британии была надежда, а именно то, что потенциал нации был достаточно велик, чтобы справиться с последствиями социализма. Критика со стороны министра иностранных дел Джима Каллагена, который позднее сделал странное замечание, что мои американские речи содержали «дискуссионные пассажи», немедленным эхом откликнулась в посольстве Великобритании, где я остановилась. Старший член штата посольства неблагоприятным образом охарактеризовал меня в американской прессе. Гордон Рис быстро узнал, что происходит, и между мной и Джимом Каллагеном произошел обмен резкими письмами по этому поводу, когда я вернулась в Англию.

Зная о попытках выставить меня в таком свете, я использовала свою речь в Национальном пресс-клубе в Вашингтоне, чтобы указать, что в случае нашего отказа от существующей социалистической политики скрытые силы Британии обеспечат ей быстрое возрождение. Отказ общественного мнения от крайне левых позиций, объем наших энергетических ресурсов и сила нашего научного потенциала, доказанные семьюдесятью двумя Нобелевскими премиями, больше чем во Франции, Италии, Нидерландах и Бельгии, вместе взятых, – все это оправдывало долгосрочный оптимизм.