Автобиография

Споры продолжались как внутри правительства, так и вне его. Основная идея «мокрых» оставалась прежней: больше тратить, больше занимать. Они обычно утверждали, что нам требуются дополнительные государственные затраты на схемы трудоустройства и промышленности, значительно превышающие те средства, которые мы планировали и вынуждены были тратить просто в результате рецессии. Но это не отменяло того факта, что избыточные затраты из госбюджета – на что бы они ни были – базировались на налогах из кармана индивидуальных предпринимателей и предприятий частного сектора; или на кредиты и повышение процентной ставки; или на печатание денег, усиливающее инфляцию.

Основные разногласия между нами отчетливо проявились на заседании Кабинета, посвященном вопросу государственных затрат 10 июля 1980 года. Некоторые министры утверждали, что следует позволить увеличение PSBR, чтобы соответствовать новым обширным требованиям убыточных национализированных отраслей промышленности. Но PSBR и так уже был слишком высоким, и чем выше он становился, тем сильнее давила потребность повысить процентные ставки, чтобы убедить людей предоставить государству необходимые финансы. И в определенный момент – если давление окажется слишком сильным – возникнет риск полномасштабного кризиса государственного финансирования – это когда ты не можешь профинансировать свои кредиты из небанковского сектора. Мы не могли рисковать и идти дальше в этом направлении.

Оборонный бюджет был особой проблемой. Мы уже приняли на себя обязательство перед НАТО ежегодно повышать наши реальные оборонные расходы на 3 процента. Это было очевидным достижением в деле демонстрации Советскому Союзу нашего намерения предотвратить их победу в гонке вооружений, за которую тот активно взялся, но во всех остальных смыслах это обязательство оказывало неудовлетворительный эффект. Во-первых, это означало, что у Министерства Обороны было очень мало стимулов соблюдать соотношение цены и качества в невероятно дорогом оборудовании, которое оно закупало. Во вторых, обязательство в 3 процента означало, что Британия, тратящая значительно большую долю своего ВВП на оборону, чем другие европейские государства и претерпевающая особенно глубокую рецессию, оказалась вынуждена нести на себе несправедливое и продолжающее расти бремя; и к концу 1980 года Министерство обороны превысило свой денежный лимит, потому что учитывая подавленное состояние промышленности, поставщики выполнили государственный заказ быстрее, чем ожидалось.

По мере наступления зимы 1980 года, экономические сложности накапливались, а политическое напряжение нарастало. В среду 3 сентября мы встретились с Джеффри Хау, чтобы обсудить кредитно-денежную позицию. Если измерять критериями M3, денежная масса в обращении увеличивалась гораздо быстрее той цели, которую мы обозначили в MTFS в период подготовки мартовского бюджета. Трудно было понять, какая часть этого была результатом ликвидации контроля над обменом в 1979 году и нашего решения снять «корсет» – механизм, при помощи которого «Бэнк оф Ингланд» устанавливал ограничения на банковское кредитование. Денежный анализ давал противоположный аргумент, сообщая что эти свободы обманчиво раздули цифры M3.

Разумеется, мы никогда не смотрели на одни лишь кредитно-денежные цифры чтобы оценить, что происходит. Мы еще и смотрели на мир вокруг себя. И то, что мы видели, могло рассказать несколько другую историю, чем показатели M3. Инфляция значительно замедлилась, в частности это касалось цен в магазинах, где конкуренция была особенно интенсивна. Фунт стерлинга был силен, в среднем на уровне чуть меньше 2.40$ в течение второй половины 1980 года. И здесь ключевой вопрос заключался в том, был ли курс обмена более-менее независимым фактором, снижавшим инфляцию, или скорее результатом еще более сильного сжатия денежной массы, чем мы намеревались, и чем предполагали цифры M3.

Некоторые из моих ближайших советников полагали последнее. Профессор Дуглас Хейг направил мне документ, в котором он описывал наш курс как «однобокий»: во-первых они сильнее давили на частный, чем на государственный сектор (что, как я знала, было правдой), во-вторых, они делали слишком сильный акцент на контроль кредитно-денежного потока и слишком слабый – на контроль над PSBR, в результате чего процентные ставки были выше, чем должны были быть. (Я также стала разделять эту точку зрения на следующий день). Летом 1980 года я консультировалась с Аланом Уолтерсом, которому предстояло присоединиться ко мне в качестве моего советника по экономической политике в Номере 10. С точки зрения Алана денежное сжатие было слишком сильным, и именно самое простое определение «денег», известное как денежная масса, было самой лучшей и действительно самой надежной путеводной звездой.