Автобиография

В первый раз Фолклендский вопрос коснулся меня на раннем этапе существования парламента 1979 года. Было ясно, что существует всего два пути, которыми можно достичь благополучия Фолклендских островов. Первым и наиболее привлекательным подходом было способствование развитию экономических связей с соседней Аргентиной. Однако это противоречило заявлениям Аргентины о том, что Фолклендские острова и подчиненные территории являются суверенными для Аргентины. Правительство Тэда Хита подписало важное соглашение о путях сообщения в 1971 году, установив воздушную и морскую связь между островами и материком, но дальнейший прогресс был блокирован аргентинской стороной до обсуждения суверенитета. В результате возникли споры во вопросу достижения некого компромисса с Аргентиной по вопросу суверенитета. Подобные споры заставили Ника Ридли (ответственного министра) и его чиновников в министерстве по вопросам сообщества и внешней политики выдвинуть т. н. предложение об «обратной аренде», согласно которому суверенитет переходил к Аргентине, но образ жизни островитян сохранялся за счет сохранения английского самоуправления. Мне не понравилось это предложение, но мы с Ником сошлись на том, что его следует рассмотреть со всех сторон, в первую очередь основываясь на том, что последнее слово остается за самими жителями островов. Их желания должны лежать в основе всего.

Однако был и другой вариант – гораздо более дорогостоящий. Мы могли привести в действие меры, рекомендованные в долговременном экономическом обзоре бывшего министра лейбористов лорда Шеклтона в 1976 году, и одну из его рекомендаций в частности – увеличение аэропорта и удлинение взлетно-посадочной полосы. Такой подход стал бы свидетельством отсутствия у британского правительства планов вести серьезные переговоры о суверенитете, и позволил бы увеличить наши возможности в области обороны островов, поскольку увеличенная взлетно-посадочная полоса позволила бы ускоренный переброс подкреплений по воздуху. Это, в свою очередь, могло бы спровоцировать резкий военный ответ со стороны Аргентины. Ничего удивительного в том, что ни одно правительство – лейбористское или консервативное, не было готово к подобным действиям, пока существовало более приемлемое решение вопроса, и обратная аренда стала основным решением.

Однако, как я и предполагала, островитяне и слышать не хотели о подобных предложениях. Они не доверяли аргентинской диктатуре, и еще больше этого им хотелось оставаться британцами. Палата общин была слишком открыто настроена в пользу того, чтобы соблюдать пожелания жителей островов.

Однако оставался менее ясным вопрос – что это все означает для будущего Фолклендских островов в долгосрочной перспективе. Мы стремились, если это возможно, продолжать переговоры с аргентинской стороной, но применение дипломатии становилось все сложнее. В 1976 Аргентина установила и с тех пор сохраняла военное присутствие на Южном Туле на юге Сэндвичских островов, против чего лейбористское правительство не предприняло никаких мер, и о чем министры не сообщали палате общин до 1978 года.

Затем в декабре 1981 года в Буэнос-Айресе сменилось правительство. Новая военная хунта из трех человек пришла на смену предыдущему военному правительству, а генерал Леопольдо Гальтиери стал президентом. Гальтиери полагался на поддержку аргентинского флота, главнокомандующий которого адмирал Анайа обладал особенно жестким видением претензий Аргентины на «Мальвины».

В феврале 1982 года в Нью-Йорке состоялись переговоры, которые, казалось, прошли удачно. Но затем поведение Аргентины стремительно поменялось. Сейчас, глядя в прошлое, можно утверждать, что это был переломный момент. Но важно помнить, сколько агрессивной риторики было в прошлом, и она ни во что при этом не выливалась. Более того, из нашего предыдущего опыта следовало, что скорее всего Аргентина прибегнет к политике прогрессирующего нарастания напряжения, начав с дипломатического и экономического давления. Вопреки всему, что говорили тогда, у нас почти до последнего момента не было информации о том, что Аргентина вот-вот начнет полномасштабное вторжение. Не было ее и у американской стороны: Эл Хейг позже сказал мне, что им было известно еще меньше, чем нам.

Во всем этом присутствовал фактор усиления американской администрацией связей с Аргентиной в рамках стратегии по сдерживанию коммунистического влияния Кубы в Центральной и Южной Америке, и у аргентинцев сложилось излишне преувеличенное ощущение собственной важности для США.

Накануне своего вторжения они были убеждены, что им не следует всерьез воспринимать предостережения американской стороны против начала военных действий, и стали еще более непреклонными, когда на них позднее было оказано дипломатическое давление с требованием отступить.