Важно понимать: то, что с первого взгляда может показаться неподготовленному взгляду незначительными вариациями в языке дипломатических текстов, может иметь жизненно-важное значение, как и произошло в этом случае. Было четыре основных текста для сравнения. Были предложения, которые Эл Хейг обсудил с нами и увез в Аргентину 12 апреля. Наше отношение к ним было смутным; хотя мы и обсудили их с ним во всех подробностях, мы не обязались их принимать. Затем были абсолютно недопустимые предложения, которые мистер Хейг привез из Буэнос-Айреса 19 апреля. 22 апреля мы откорректировали эти предложения на приемлемых для нас основаниях, и Френсис Пим получил инструкции начать переговоры, базируясь на них. Наконец, был последний текст, который привез Френсис из США, и с которым я теперь столкнулась. Различия между текстами 22 и 24 апреля лежали в основе того, почему мы готовы были начать войну за Фолклендские острова.
Во-первых, там был вопрос, насколько далеко и быстро отступят наши силы. Согласно привезенному Френсисом тексту, нашим войскам пришлось бы отступить еще дальше, чем предлагал Буэнос-Айрес. Хуже того, всем нашим войскам пришлось бы покинуть обозначенные зоны в течение семи дней, лишая нас любых эффективных механизмов военного контроля над ходом вывода. Что, если бы аргентинцы вернулись? Не было и ни одной гарантии того, что аргентинские войска сдержат обещание «быть максимум в семидневной готовности для повторного вторжения» (что бы это ни значило).
Во-вторых, санкции против Аргентины должны были быть отозваны в момент подписания соглашения, а не по окончании вывода войск, как гласило наше встречное предложение. Так мы теряли единственный способ убедиться, что вывод аргентинских войск действительно произойдет.
В-третьих, в вопросе Особого Промежуточно Управления текст возвращался к предложению включения двух представителей аргентинского правительства в советы островов, плюс, как минимум, одного представителя местного аргентинского населения. Более того, было возвращение к риторике, связанной с аргентинским проживанием и частной собственностью, которые позволили бы им успешно наводнить острова аргентинцами.
Не менее важной была риторика, связанная с долговременными переговорами после вывода аргентинских войск. Как и в документе из Буэнос-Айреса, Френсис Пим вычеркнул возможность возвращения к ситуации, в которой островитяне находились до вторжения. Нам нужно было пойти против своего основного принципа, что желания островитян являются первоочередными, и таким образом отказаться от любой возможности для них остаться с нами. Понимал ли Френсис, что он вычеркнул?
Вопреки моему четко обозначенному тем утром мнению, Френсис представил документ военному кабинету, порекомендовав принятие этих условий. Незадолго до шести часов вечера министры и госслужащие начали собираться за дверьми Кабинета 7. Френсис был там, активно лоббируя свою позицию. Я попросила Вилли Уитлоу подняться со мной наверх, сообщила ему, что не могу принять эти условия, и объяснила, почему. Как всегда, в жизненно важный момент он поддержал мою точку зрения.
Собрание началось, и Френсис Пим представил свой документ, порекомендовав нам согласиться с планом. Но пять часов подготовки с мой стороны не были пустой тратой времени. Я разобрала текст строчку за строчкой. Что на самом деле означал каждый пункт? Как так получилось, что мы теперь принимали то, что раньше отвергали? Почему мы не настояли, как минимум, на самоопределении? Почему мы согласились на практически неограниченную аргентинскую иммиграцию и приобретение недвижимости на одинаковых условиях с островитянами? Вся остальная комиссия была на моей стороне.
Именно Джон Нотт нашел процедурный путь к продолжению. Он предложил нам не делать комментариев касательно текста, а попросить мистера Хейга сперва показать его аргентинской стороне. Если они его примут, мы, вне сомнения, окажемся в затруднительном положении: но в свете их согласия мы можем вынести вопрос на обсуждение в парламент. Если же аргентинцы его отвергнут – а мы были почти уверены, что так и будет, поскольку для военной хунты почти невозможно отступить – мы сможем требовать от американцев твердо встать на нашу сторону, как это и обозначил Хейг, в случае, если мы не выйдем из переговоров. Так и было решено. Я сразу отправила сообщение мистеру Хейгу.
Позднее в тот день я узнала о наших успехах на Южной Джорджии. В тот вечер в Винсдоре была организована аудиенция с Ее Величеством. Я была счастлива лично сообщить ей новость о возвращении одного из ее островов. Я возвратилась на Даунинг Стрит, чтобы дождаться подтверждения недавнего сигнала и озвучить новости. Я хотела, чтобы у Джона Нотта была возможность сделать объявление, поэтому распорядилась, чтобы он прибыл в Номер 10. Вместе с ним и пресс-секретарем Министерства обороны мы подготовили пресс-релиз и обнародовали хорошую новость.