Автобиография

Мои замечания (иногда преднамеренно) интерпретировали неверно. После того, как Джон Нотт сделал свое заявление, журналисты пытались задавать вопросы: «Что произойдет дальше, мистер Нотт? Собираемся ли мы объявлять войну Аргентине, миссис Тэтчер?» Казалось, они предпочитают выдавливать из нас ответы на эти вопросы, вместо того, чтобы донести до нации новости, которые могут поднять ее дух и дать надежду жителям Фолклендов. Меня это раздражало. «Просто радуйтесь новостям и поздравьте наши войска и морских пехотинцев… Радуйтесь». Я имела в виду радость за бескровное освобождение Южной Джорджии, а не за то, что идет война. Для меня война не была поводом для радости. Но некоторые воображали иначе.

Внутри страны очевидная неизбежность полномасштабного военного конфликта пошатнула уверенность тех, чье стремление вернуть Фолклендские острова всегда было слабее, чем казалось со стороны. Некоторые из членов парламента хотели продолжения переговоров, во что бы то ни стало.

К сожалению, трещины, которые теперь появлялись в партии лейбористов, скорее всего должны были расшириться из-за того, что происходило в ООН. Генеральный секретарь ООН все сильнее вовлекался в дискуссию. За тихое замечание синьора Переса де Куеллара обеим сторонам – в котором говорилось, что мы, как и Аргентина, не сумели сработать в рамках UNSCR 502 – ухватились Дэнис Хили и Майкл Фут. У меня произошло серьезное столкновение с мистером Футом во время вопросов к премьер-министру во вторник 27 апреля по проблеме нашего возвращения в ООН. В действительности, генеральный секретарь очень быстро понял ситуацию, но ущерб уже был нанесен. Сами мы изучали потенциальную эффективность предложения президента Мексики Лопез-Портильо по предоставлению площадки для переговоров. Но Эл Хейг не хотел, чтобы мы этим занимались.

У Эла Хейга были свои дипломатические проблемы. Министр иностранных дел Аргентины, разгневанный освобождением Южной Джорджии, лично отказал ему во встрече, хотя они и встречались в частном порядке.

Мистер Хейг вновь переработал предложения, оговоренные с Френсисом Пимом в Вашингтоне, и теперь передал их аргентинскому правительству. Он сообщил хунте, что поправки недопустимы, и у них ограничено время на ответ, хотя сам впоследствии не стал придерживаться этой линии.

На заседании кабинета в четверг 29 апреля мы обсудили сложившуюся неопределенность. Крайний срок, предоставленный аргентинцам на их ответ, прошел, но мистер Хейг теперь говорил о возможности внесения аргентинской стороной поправок в его предложения. Куда это все приведет в итоге?

По завершении заседания Кабинета я отправила сообщение президенту Рейгану, обозначив, что с нашей точки зрения, теперь можно считать, что аргентинская сторона отвергла американские предложения. В действительности, чуть позже в тот же день, Аргентина формально отклонила текст. Президент Рейган ответил на мое сообщение следующей формулировкой: – Я уверен, вы понимаете, что теперь необходимо четко пояснить, что уже были предприняты все возможные попытки к достижению справедливого, мирного решения, и что аргентинской стороне был предложен выбор между подобным решением и эскалацией конфликта. Мы обязуемся сделать публичное заявление о предпринятых нами попытках. Мы обозначим предложение американской стороны в общих терминах, но не будем обнародовать его, чтобы не создавать для вас осложнений. Я понимаю, что, видя все фундаментальные сложности предложения, вы его не отвергли. Мы не оставим поводов усомниться в том, что правительство Ее Величества добросовестно работало совместно с нами, и что у него не осталось выбора, кроме как прибегнуть к военным мерам, исходя из права на самооборону.

Пятница 30 апреля четко обозначила конец дипломатической и начало военной кампании по возвращению Фолклендских островов. США открыто были на нашей стороне. Президент Рейган сообщил тележурналистам, что Аргентина прибегла к военной агрессии, и подобной агрессии нельзя позволить увенчаться успехом. Важнее всего, что президент также обозначил готовность США положительно ответить на просьбу о предоставлении военной техники. К сожалению, они не были готовы наложить эмбарго на импорт из Аргентины. Однако заявление президента оказало нам значительную моральную поддержку в сохранении нашей позиции.