По целому ряду причин, готовиться к выборам, будучи в кабинете министров, было гораздо проще, нежели чем когда вы находитесь в оппозиции. В вашем распоряжении больше информации о предстоящих событиях и больше власти для их формирования. Однако правящие партии сталкивались с двумя вполне конкретными угрозами. Во-первых, министры отвыкали мыслить в политической перспективе и начинали вариться в собственном соку, отгородившись от всех и сидя в своих министерствах. Учитывая, что мне приходилось сталкиваться с ожесточенным перекрестным допросом со стороны чаще всего враждебно настроенных членов палаты общин два раза в неделю, лично мне это не угрожало: но это вполне могло угрожать другим. Вторая опасность заключалась в том, что после выполнения предвыборного манифеста у правительства могли закончиться идеи. В задачу министров входило предотвращение такого дефицита идей по линии их ведомств, а задачей премьер-министра было то, чтобы гарантировать от этого правительство в целом. Одно из главных препятствий на пути к прогрессивному мышлению, которым должны обладать все правительства, – это несанкционированное раскрытие сведений со стороны недовольных действиями правительства министрами и государственных служащих. Наиболее серьезная трудность возникла в парламентские годы 1979 – 83, во второй половине. В марте 1982 года Джеффри Хау попросил официальных лиц провести оценку долгосрочных государственных расходов вплоть до 1990 года включительно и их последствий для уровня налогообложения: они представили мне свой отчет 28 июля. Я рассчитывала на то, что мы все изучим возможности для сдерживания и разворота импульса роста государственных и общественных расходов на долгосрочной перспективе. Как оказалось, документ не внушал большого оптимизма, и наиболее вероятный сценарий развития событий, содержавшийся в нем, значительно недооценивал темп экономического роста на протяжении 1980-х. Ситуация осложнялась еще и тем, что Центральный секретариат по выработке политики подготовил собственный документ, в котором был предложен ряд слишком радикальных вариантов, которые не были восприняты всерьез ни министрами, ни мной. Так, в нем предлагались изменения в финансировании Национальной системы здравоохранения и расширение применения сборов. Я была в ужасе. Просмотрев этот документ, я сразу отметила большую вероятность того, что он просочится за стены кабинета министров и создаст абсолютно неверное впечатление. Все в точности так и произошло. Во время обсуждений этих документов в кабинете министров в начале сентября, они никак не повлияли на наш ход мыслей. Мы смогли прийти к своим основным выводам и без подобной практики: необходимо избежать новых серьезных расходных обязательств, ожидающих дальнейшего рассмотрения, и необходимо в целом изучить объем изменения принципов с тем, чтобы обеспечить надлежащий контроль по общественным расходам. Однако это не предотвратило шумиху в СМИ. Довольно подробный разбор документа Центрального секретариата по выработке политики был опубликован в издании «Экономист». Газета «Обсервер» подхватила эту историю. Позднее «Экономист» опубликовал детальнейший отчет об обсуждениях в кабинете министров. Затем еще больше стали писать об этом в «Обсервер» и позднее в «Таймс». Разумеется, оппозиции выдался повод порадоваться. Нас замучили разговоры о секретных предложениях и скрытых манифестах вплоть до дня выборов и после них. Это просто доходило до абсурда. Впрочем, из этого случая я извлекла два урока, которые твердо заучила. Первый урок состоял в том, что всегда найдутся политические оппоненты, которые ни перед чем не остановятся ради того, чтобы исказить наше видение стратегии, а следовательно, помешать нам мыслить прогрессивно в этом направлении. Второй урок был не менее важным: то, что весьма спорные предложения поступают в кабинет министров без предварительного изучения и утверждения ответственными министрами, является неприемлемым. Это подняло острый вопрос о том, какую роль должен играть Центральный секретариат по выработке политики. В прошлом Центральный секретариат являлся ценным источником трезвого долгосрочного анализа и практических рекомендаций. Но со временем он превратился во внештатное «министерство блестящих идей», далеко не все из которых были трезвыми. Более того, как я отмечала ранее, правительство, которое обладает четким пониманием направления движения, не нуждается в советах, не подкрепленных эмпирическими данными. Теперь, как показал этот инцидент, секретариат по выработке политики мог стать настоящим препятствием. Именно поэтому, вскоре после выборов, я собралась распустить «мозговой центр» и попросила двух его членов занять места в штатном политическом отделении, которое работало в более тесной связи со мной. Мое политическое отделение теперь возглавлял Ферди Маунт. Долгое время я являлась большой поклонницей остроумных и глубоких статей Ферди, даже когда, как в случае с фолклендскими событиями, я не разделяла его взглядов; поэтому когда в апреле 1982 года он согласился стать преемником Джона Хоскинса, я была этому несказанно рада. Особой сферой интереса Ферди было все, что связано с общественной политикой: образование, уголовное право, жилищные отношения, семья и так далее, – политикой, которой я стала уделять все больше и больше внимания. В конце мая он подготовил для меня документ, который содержал описание подхода к «обновлению ценностей общества»: