Позже, когда Гаррет Фитцджеральд преодолел свои изначальные склонности подлизываться к мнению Ирландии в убыток британскому правительству, мы имели дружественные отношения. Слишком дружественные, если судить по реакции юнионистов на наше соглашение после саммита в ноябре 1981 года, организовать звучащий довольно величественно «Англо-Ирландский межправительственный совет», который на самом деле просто продолжал существующие министерские и ведомственные связи под новым названием. Как бы реагировал Гаррет Фитцджеральд на новые предложения, сделанные нами весной 1982 года по поводу «постепенной передачи» власти Ассамблее Северной Ирландии, неизвестно. Но к тому времени волчок ирландской политики снова вернул Чарльзя Хохи на пост премьер-министра и англо-ирландские отношения охладились до замерзания. Новый премьер-министр обвинил наши предложения по передаче власти в «ошибочности и непрактичности», и к нему присоединилась СДЛП. Но что меня разозлило больше всего, так это совершенно бесполезная позиция, занятая ирландским правительством во время Фолклендской войны, о которой я упоминала раньше.
Джим Прайор, заменивший незадолго до конца второй голодовки Хамфри Эткинса на посту государственного секретаря по вопросам Северной Ирландии, намного более оптимистично относился к предложениям, изложенным в Белой книге (официальном документе правительства), чем я сама. Иэн Гоу, мой парламентский секретарь, был против этой идеи в целом, и я разделяла некоторые его сомнения. Перед публикацией текст в Белой книге был значительно отредактирован, из него была исключена глава об отношениях с Ирландской республикой, что, я надеялась, сведет к минимуму возражения юнионистов. Хотя Демократическая юнионистская партия Иэна Пэйсли поддерживала эти предложения, многие сторонники интеграции их критиковали. Двадцать членов парламента от консерваторов проголосовали против билля, когда его вынесли на голосование в мае, а трое молодых членов правительства ушли со своих постов.
В октябре на выборах в Ассамблею Северной Ирландии партия Шинн Фейн получила десять процентов всех голосов, а больше половины голосов получила СДЛП. В этом, конечно, были виноваты тактика СДЛП и их отрицательные установки, которые они тем не менее не изменили, отказавшись от своих мест в ассамблее, открывшейся в следующем месяце. Сама кампания была ознаменована резким увеличением фанатичных убийств.
На континенте ИРА все еще продолжала действовать. Я председательствовала на заседании комитета «E» в зале совещаний утром во вторник 20 июля 1982 года, когда услышала и почувствовала то, что, несомненно, было взрывом бомбы на относительно близком расстоянии. Я сразу же попросила узнать, в чем дело, но продолжала заседание. Когда мы наконец получили информацию, она превзошла все наши страхи. Взорвались две бомбы с разницей в два часа в Гайд-парке и в Риджент-парке, и предназначались они в первом случае Дворцовой кавалерии, а во втором – военному оркестру Королевских зеленых жакетов. Было убито восемь человек, а 53 получили ранения. Это была ужасная бойня. Я услышала о ней из первых рук от пострадавших, когда на следующий день приехала в больницу.
Возвращение Гаррета Фитцджеральда на пост премьер-министра в декабре 1982 года предоставило нам возможность улучшить климат англо-ирландских отношений с перспективой подтолкнуть юг к действиям в области безопасности. У меня была встреча с доктором Фитцджеральдом на Европейском Совете в Штуттгарте в июне 1983 года. Он поделился своей озабоченностью, которую я разделяла, по поводу ослабления поддержки СДЛП партией «Шинн Фейн». Какими бы скучными ни были политики СДЛП – по крайней мере после ухода мужественного Джерри Фитта, – они были основными представителями меньшинства и альтернативой ИРА. Их надо было уговаривать. Но доктор Фитцджеральд не имел предложений о том, как заставить СДЛП принять участие в Ассамблее Северной Ирландии, которая без них просто не имела смысла. Он настоял на моем согласии провести переговоры должностных лиц о будущем сотрудничестве.
Я считала, что говорить было не о чем, но приняла предложение. Роберт Армстронг, глава государственной службы и секретарь кабинета, и его коллега в республике Дермот Нэлли стали основными каналами связи. В течение лета и осени 1983 года к нам неоднократно неофициально обращались ирландцы, но эти обращения были несогласованными и неясными по содержанию.