Но внезапно в самом конце ловушка захлопнулась. Президент Рейган признал, что обе стороны согласятся в течение десятилетнего периода не выходить из Договора об ограничении ПРО, хотя развитие и испытания, разрешенные договором, будут приемлемы. Господин Горбачев сказал, что все в целом зависит от того, чтобы СОИ не выходила за пределы работы в лаборатории, что налагало еще более серьезные ограничения, которые, скорее всего, уничтожили бы перспективу успеха СОИ. Президент не принял предложения, и саммит прервался.
Его неуспех широко описывался как результат глупого упрямства престарелого американского президента, одержимого одной несбыточной мечтой. В действительности отказ президента Рейгана от близкой и непременной реализации своей мечты о свободном от ядерного оружия мире в обмен на СОИ имел решающее значение в победе над коммунизмом. Он не верил Советам, считая, что с их стороны это был блеф. Может быть, когда переговоры провалились, русские одержали сиюминутную победу в пропаганде. Но они проиграли матч, и я не сомневаюсь, что знали это. Ведь к тому времени они должны были понять, что не могут рассчитывать достичь уровня Соединенных Штатов в соревновании за военное технологическое превосходство, и многие уступки, сделанные ими в Рейкьявике, невозможно было восстановить.
Моя собственная реакция, когда я услышала, как далеко готовы зайти американцы, была похожа на землетрясение у меня под ногами. Вся система ядерного сдерживания, которая сорок лет сохраняла мир, была близка к отмене. Если бы предложения президента прошли, они тоже практически уничтожили бы Трайдент[52]
, заставляя нас установить новую систему, если мы хотели продолжать независимое ядерное сдерживание. Каким-то образом я должна была вернуть американцев на твердую почву убедительной политики ядерного сдерживания. Я организовала поездку в Соединенные Штаты для встречи с президентом Рейганом. Готовясь к этому визиту, я впервые осознала, как много зависело от моих взаимоотношений с президентом. От армии я получила детальный отчет о последствиях оборонной стратегии, включающей в себя уничтожение всех баллистических ракет.Я прилетела в Вашингтон после обеда в пятницу 14 ноября. В тот вечер я репетировала свои аргументы на встречах с Джорджем Шультцем и Кэпом Уэйнбергером. На следующее утро я встретилась с Джорджем Бушем за завтраком и затем поехала в Кэмп-Дэвид, где меня ждал президент Рейган.
К моему большому облегчению, я отметила, что президент сразу понял, почему я была так глубоко озабочена тем, что случилось в Рейкьявике. Он согласился с черновым вариантом заявления, который мы подготовили за день до этого, после беседы с Джорджем Шультцем, и c которым я впоследствии выступила на пресс-конференции. Оно излагало нашу политику в отношении контроля за вооружениями после Рейкьявика. Вот что в нем говорилось: «Мы считаем, что приоритеты должны быть следующие: соглашение по ракетам средней и меньшей дальности, с ограничениями на системы меньшей дальности; сокращение США и Советским Союзом стратегического наступательного оружия на 50 процентов в течение пяти лет; и запрет на химическое оружие. Во всех трех случаях непременным элементом будет эффективная проверка. Мы также считаем, что нужно продолжать исследования по программе СОИ в рамках Договора об ограничении систем противоракетной обороны. Мы подтверждаем, что стратегия прямой защиты и гибкого реагирования НАТО будет и впредь требовать эффективного ядерного сдерживания, основанного на комбинации из нескольких систем. В то же время сокращение ядерного оружия усилит важность уничтожения сложившихся несоответствий. С ядерным оружием нельзя иметь дело изолированно, все время нужно стабильное общее равновесие. Мы также считаем, то эти вопросы должны продолжать быть предметом закрытых обсуждений в блоке».
Президент подтвердил намерения Соединенных Штатов продолжать их стратегическую программу модернизации, в том числе «Трайдент». Он также подтвердил, что полностью поддерживает достигнутые договоренности, используя «Трайдент», модернизировать независимое ядерное сдерживание Великобритании.
Такой результат меня полностью удовлетворял.
Нетрудно представить, как было воспринято кэмп-дэвидское заявление в Москве. Оно положило конец надежде Советов, используя СОИ и мечту президента Рейгана о свободном от ядерного оружия мире, осуществлять свою стратегию по созданию в Европе зоны, свободной от ядерного оружия, что сделало бы нас открытыми для военного шантажа. Оно также показало, что, нравится им это или нет, я имела влияние на президента Рейгана по важнейшим вопросам политики блока. Так что у господина Горбачева было столько же причин иметь дело со мной, сколько и у меня – с ним. Поэтому неудивительно, что меня вскоре пригласили в Москву.